Меня не успокоило даже то, что все обошлось благополучно и что Дмитрий т
оже сбил одного «фоккера».
В конце дня Краев собрал летчиков и на основе информации, полученной из ш
таба дивизии, поставил новую задачу. Нам опять предстояло лететь на прик
рытие ПЕ-2, которые должны были нанести удар по скоплению вражеских войск
у Мысхако.
Меня радовали такая оперативность и такое четкое взаимодействие. Как то
лько разведчики выявили район сосредоточения живой силы и техники прот
ивника, командование решило немедленно направить туда авиацию.
На долю нашей четверки выпало сопровождать группу ПЕ-2, состоящую из двух
девяток.
Едва мы отошли от аэродрома, как мой ведомый Островский стал почему-то от
ставать. Капризы мотора «кобры» мне были хорошо известны. Он довольно ча
сто барахлит и, если полет не прекратить, может заклиниться, а потом даже з
агореться. Островский Ч молодой летчик. Поэтому сейчас я спросил его, не
лучше ли ему возвратиться домой. Он отказался, заверив меня, что с машиной
у него все в порядке. Задор и молодость в нем брали верх над благоразумием
. Он редко летал на такие задания, и ему не хотелось возвращаться назад. К т
ому же он понимал, насколько трудней нам будет, когда мы останемся втроем.

При подходе к линии фронта самолет Островского задымил, и я категорическ
и приказал летчику прекратить выполнение задания. Не скрою, по-человече
ски мне было жаль его: он так рвался в бой, так хотел отомстить гитлеровцам
за смерть своих родных и близких!
Над Цемесской бухтой небо кишело самолетами. Выше нас сновали ЯКи и «коб
ры», параллельно нам, на той же высоте, шли большие группы наших бомбардир
овщиков и штурмовиков. Такое количество своей авиации я видел впервые.
Сомкнувшись поплотнее, «пешки» продолжали полет к цели. Я перестал думат
ь об Островском. По моим расчетам, он уже должен был быть дома.
Когда наши бомбардировщики вышли в заданный район, «мессершмитты» попы
тались помешать им прицельно сбросить бомбы по балке. Но мы отбили все их
атаки.
Отбомбившись, ПЕ-2, как и в прошлый раз, вышли на море для разворота, И опять
на них с высоты свалились вражеские истребители. Крюков со своим ведомым
отразил их нападение, а я перехватил пару «мессеров», которая мчалась к н
ашему отставшему бомбардировщику. Тяжело было вести бой против двух опы
тных фашистских летчиков. Не раз огненные трассы вражеских снарядов про
носились буквально рядом с моей кабиной. И все-таки я оказался удачливее
своих противников.
Одна из выпущенных мной пушечно-пулеметных очередей достигла цели. Нове
нький МЕ-109Г-2 вспыхнул и пошел к воде.
Возвращаясь домой, я думал, как мне в этом бою недоставало Островского; на
до обязательно взять его с собой. Пусть умножает свой личный счет мести в
рагу.
Приземлившись, я не увидел на стоянке самолета Островского. Техники сказ
али, что он не прилетел. Где же он, мой «приемный сын»? Что с ним случилось? С
тал звонить по телефону Ч бесполезно. Никто ничего не знал.
Всю ночь я не мог уснуть. Никогда у меня на сердце не было так тревожно. Пам
ять снова и снова воскрешала вчерашний разговор с ним и те слова, которые
поколебали мое решение не брать его в этот трудный полет. «Мне моя биогра
фия не позволяет сидеть на аэродроме!» Ч с обидой заявил Николай, видя, чт
о никакие другие доводы в расчет не берутся. И тогда я сдался.
Утром в числе многих звонков раздался и тот, какого мы ожидали. Кто-то глу
ховатым, едва слышным голосом сообщил, что летчик 16-го гвардейского полка
Островский похоронен у станицы Кубанской. Его подбили вражеские «охотн
ики», когда он возвращался домой. Островский выбросился из горящей машин
ы на парашюте и был расстрелян «мессерами» в воздухе.
Узнав об этом, я места себе не мог найти. У меня даже в сознании не укладыва
лось, что можно поступить так с безоружным человеком. Сколько раз я, сбив «
мессера», видел, как спускается на парашюте немецкий летчик. Но у меня и мы
сли не возникало уничтожить его в воздухе.
А они вон как с нашим братом поступают! Ну что ж, твердо решил я, теперь пуст
ь и они не ждут от нас никакой пощады. Не будет ее!
В тот же день, когда нервы мои были напряжены до предела, я узнал о позорно
м поступке Паскеева. Во время воздушного боя над Малой землей он бросил с
воего ведомого Вербицкого, и тот погиб. Взбешенный, я решил собственной р
укой пристрелить труса, но ребята не дали мне этого сделать. Тогда мы всей
эскадрильей пошли к Краеву и потребовали убрать его из нашей летной семь
и. Командир полка вынужден был, наконец, согласиться с мнением коллектив
а.
Он приказал арестовать Паскеева и предать суду военного трибунала.
На следующий день мы уже не полетели к Малой земле. Захлебнувшись собств
енной кровью, враг прекратил наступление на этом участке фронта.
Затишье на фронте не убавило нам забот. Мы по-прежнему жили войной, упорно
учились, готовясь к новым боям. И все-таки в настроении людей появилось ч
то-то новое, необычное. Мы острее почувствовали утрату друзей, стали боль
ше думать о родных и знакомых. Даже песни девчат, возвращающихся с полей, к
азались теперь почему-то грустнее.
А вокруг бушевала весна. Затопленная цветущими садами станица благоуха
ла пьянящими ароматами. Может быть, поэтому и заползала в сердце тоска. По
глядишь вокруг и вдруг вздрогнешь при мысли, что Вербицкого, Мочалова, Ос
тровского и многих других летчиков уже нет среди нас…
В один из таких дней во второй половине апреля Крюкова, Дмитрия Глинку, Се
минишина и меня неожиданно вызвали в штаб воздушной армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162