Заметив нас, они прыгают в воду в
чистеньком новом обмундировании. Ведь их экипировали для дальнего похо
да. Хорошо, что заставили фашистов выкупаться. Пусть запомнят, как хлестн
ул по ним грохот моторов наших краснозвездных МИГов.
Переправа уже позади, огонь вражеских зениток все еще продолжает бушева
ть. Заметив впереди высокий выступ берега, Лукашевич переходит на мою ст
орону. Чтобы не столкнуться с ним, я взмываю вверх и в это время вижу на кап
оте две вспышки взрывов. Еще не уловив перебоев в работе мотора, даю ручку
от себя и еле успеваю выровнять самолет у самой воды. Машину начинает тря
сти. Теперь все ясно: друзья полетят дальше и возвратятся в полк, а я свалю
сь Ч или сейчас, если мотор остановится, или чуть позже, там, на берегу, зап
руженном вражескими войсками.
Лицом к лицу опасность воспринимается совсем иначе, чем со стороны. Поэт
ому я не испытываю чувства страха. Очевидно, его вытесняет интенсивная р
абота мозга, предельное нервное напряжение.
С каждой минутой мотор слабеет, лопасти винта уже еле-еле хватают воздух.
Только что шарахавшиеся от нас фашисты теперь радуются, видя, что мой сам
олет едва не задевает винтом воду.
Отлетев подальше от переправы, плавно, с малым креном разворачиваю машин
у влево и беру курс на юго-восток. Там, южнее Кишинева, вражеские войска, ка
жется, еще не дошли до Днестра.
Самолет трясет, скорость предельно мала. С трудом переваливаю через холм
ы и жадно обшариваю глазами каждую полянку: где-то надо садиться. Как ты в
стретишь меня, земля» Ч по-матерински или как мачеха?
Внизу заросшие лесом холмы. Разве можно тут садиться? А мотор сдает, винт в
от-вот остановится. Тогда придется падать там, где застанет роковое мгно
вение. Перетянуть бы еще через один холм, может быть, там, за ним, и найдется
ровная полянка? На мое счастье, за холмом действительно оказалась долина
.
Готовлюсь к вынужденной посадке: снимаю очки, чтобы при ударе о землю не п
овредить глаза, потуже затягиваю привязные ремни. Предчувствие удара о з
емлю вызывает озноб и нытье в плечах.
Вдруг вижу: там, куда я направляю самолет, по дороге движется колонна враж
еских танков и автомашин с пехотой. Что делать? Один выход: посадить самол
ет на заросший лесом бугор. Только бы дотянуть. Нужны буквально секунды. О
тработает ли их мотор без масла и воды? Отработал! Он заглох как раз над бу
гром. Прекратилась тряска, наступила зловещая тишина.
Самолет, парашютируя, падает на деревья. Бросаю ручку управления и обеим
и руками упираюсь в переднюю часть кабины.
Треск ломаемых деревьев, бросок вправо, влево. Удар и… провал в сознании.

Очнулся, раскрыл глаза. Пыль еще не улеглась. Тишина. Рядом, выше меня, торч
ит сломанный ствол дерева. Одно крыло самолета отвалилось, отбитое хвост
овое оперение очутилось в стороне. Первые движения убеждают, что я цел.
Надо немедленно освобождаться от ремней и парашюта, выбираться из кабин
ы. На земле почувствовал боль в правой ноге, но не придал ей никакого значе
ния. Достал пистолет, быстро зарядил его. Немцы рядом! Лучше смерть, чем по
зорный плен.
Прислушался. Где-то далеко гудят машины, танки; рядом тишина, пение птиц. Н
ужно уходить отсюда в лес.
Бросился в ближайшие кусты.
А самолет?.. Повернулся, окинул последним взглядом то, что осталось от моег
о самолета. Мне было жаль его. Он верно послужил мне. Сколько я сделал на не
м боевых вылетов, сколько раз в трудную минуту он выручал меня! И сейчас он
отдал все, чтобы спасти меня. Прощай, боевой друг…
По лесу, через виноградники я шел день и всю ночь на восток, домой. Речушка
днем спасала меня от жажды, а ночью служила мне «путеводной звездой». Раз
она течет к Днестру, значит надо идти только по ней. И быстрее, быстрее, пок
а немцы не вышли на Днестр, не создали там сплошной фронт. Тогда мне не вый
ти. Голод я утолял кусочками той плитки шоколада, которую мне почти насил
ьно навязал доктор. Моя поврежденная нога болела не на шутку.
На рассвете, когда на востоке посветлел небосклон, от усталости и боли я и
дти больше не мог. Прилег в винограднике.
Разбудило меня тарахтенье повозки. Я вскочил. В ноге отдалась резкая бол
ь. Но надо было идти.
На околице села, под леском, какой-то человек в холщовой длинной рубахе и
таких же брюках, в темной шляпе косил траву. Приблизясь к нему, рассмотрел
. Рубашка на нем серая, заношенная, в заплатах, он загорелый, босой, обросши
й… Наверно, бедняк Ч не выдаст. И я вышел из укрытия. Он не замечал меня, пок
а я не приблизился к нему.
Ч Здравствуйте!
Ч Здраст… Ч он не договорил. На его лице отразился испуг.
Ч Не бойтесь. Я советский летчик. Есть в селе немцы?
Ч Немцев нет.
Ч А наши?
Ч Никого нет. Все ушли.
Молдаванин подкрепил меня своим кукурузным хлебом. Наверно, я слишком со
средоточенно ел, потому что не заметил, как к нам подошла девчурка. Я подня
л глаза и увидел ее, стоящую передо мной. То ли мой взгляд, то ли мой вид, то л
и мой аппетит подсказали ей, что я голоден, Ч она подошла еще ближе и из по
дола своего платьица протянула мне несколько диких груш. Я погладил ее п
о головке.
Молдаванин указал мне на дом под черепичной крышей, где помещался сельсо
вет. Я направился туда: все-таки, может быть, какая-то власть в селе осталас
ь!
У здания сельсовета на колоде сидело несколько мужчин. Мое появление, за
метил я, вызвало среди них замешательство, они заговорили, подозрительно
поглядывая на меня.
На мою просьбу отвезти меня к Днестру они ответили отказом. Пришлось при
грозить оружием, и только тогда лошадь и телега нашлись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162