Одним прыжком Пардальян подско
чил поближе и увидел отверстие, которое, по-видимому, сундук должен был ск
рывать и которое шевалье сразу не заметил. Пардальян наклонился над узен
ькой лесенкой, круто уходившей под пол.
Шевалье размышлял всего несколько секунд:
Ц Раз они хотят, чтобы я прошел здесь, я пройду!
И он вступил на узкую винтовую лестницу. Он спускался на ощупь, насчитал ш
естьдесят ступенек и наконец оказался в тесном подземелье, погруженном
в полную тьму и таком низком, что он был вынужден пригнуться.
Продвигаясь по-прежнему на ощупь, он сделал шагов двадцать, удивляясь то
му, что его не преследуют. В это мгновение он услышал за своей спиной шум, в
есьма напоминающий скрежет захлопнувшихся со всего маху ворот. Он оберн
улся, и его вытянутые руки наткнулись на решетку, только что опустившуюс
я за ним.
Ц Решетка, Ц прошептал Пардальян. Ц Меня не хотят преследовать... но и н
е хотят, чтобы я возвращался обратно.
И он добавил с тревогой, которую тщетно пытался в себе подавить:
Ц Право, чем дальше я иду, тем более странным становится мое положение.
И это была правда. Положение шевалье, которого преследовали в коридорах
наверху, было блестящим по сравнению с тем, в каком он очутился сейчас.
Там, наверху, он мог идти вперед, не сгибаясь, и коридоры были по большей ча
сти просторными; там, наверху, света хватало, чтобы он мог определить напр
авление, и там, наверху, он вдыхал воздух, хотя и несколько затхлый, но все-т
аки вполне пригодный для дыхания.
Здесь все совершенно переменилось. Здесь уже не было чистых и сверкающих
мраморных плит. Грязный, липкий пол, лужи, куда по самую щиколотку погружа
лись его ноги. Здесь, в глубокой тьме, он был вынужден продвигаться вслепу
ю, согнувшись в три погибели. То и дело он ощущал прикосновение омерзител
ьных животных Ц сначала с его приближением они убегали, потом, по-видимо
му, разъяренные тем, что их посмели потревожить в их зловещих владениях, о
ни возвращались, прикасались к нему и обнюхивали, словно хотели узнать к
то же тот храбрец, который решился обеспокоить их.
Воздух в подземелье был тошнотворный, стены сочились влагой, с низких св
одов дождем падали зловонные капли. Ледяной холод пронизывал шевалье до
мозга костей.
В довершение ко всем несчастьям, в животе у него урчало от голода, а ноги н
ыли от бесконечных путешествий по бесчисленным коридорам и крутым лест
ницам; и все-таки ему не хотелось останавливаться.
Он предпочитал любое испытание той дрожи, которая охватывала его, как. то
лько он застывал на месте. Однако тревога сменилась у него теперь глухой
злобой.
Он злился на Эспинозу, который самым гнусным образом изменил своему слов
у и подверг его чудовищному истязанию, заставив в этой мерзкой охоте игр
ать роль затравленного оленя. Шевалье догадывался, что в камере пыток ег
о ожидает нечто невероятное в своей мучительной изощренности, нечто уто
нченно-чудовищное: великий инквизитор был мастером своего дела и знал т
олк не только в разнообразных ловушках и западнях, но и в самих пытках как
таковых; шевалье, во всяком случае, в этом нисколько не сомневался.
Он злился на Фаусту Ц первопричину всего того, что с ним стряслось.
Наконец, шевалье безжалостно бранил самого себя, упрекая в нерешительно
сти; он был до такой степени взбешен, что еще немного, и он, пожалуй, обвинил
бы себя в трусости, желая Ц вполне искренне! Ц поверить в то, что он долже
н был броситься на вооруженных людей инквизитора и что любой исход, даже
смерть, лучше нынешнего его положения: ведь в этой темноте его на каждом ш
агу подстерегали неведомые опасности, а впереди ожидала отвратительна
я пыточная камера.
Продолжая двигаться, хотя и на ощупь, но максимально быстро, он бурчал:
Ц Будь я проклят! В кои-то веки захотел вести себя как разумный человек и
действовать осмотрительно, и надо признать, потерпел полное поражение. Ч
ума бы меня сожрала! И зачем только мне понадобились все эти хитрости и ув
ертки. Разве я не знал, что удача сопутствует мне в самых бредовых моих пре
дприятиях? Ан нет, я пожелал быть осторожным и уберечь мое растреклятое б
ренное тело от нескольких мушкетных пуль... И в результате меня загнали в э
то отвратительное место и вот-вот начнут пытать, а я ничего не могу подела
ть, ибо так решил Эспиноза.
Мысли Пардальяна были в хаотическом беспорядке, в нем одновременно буше
вали смятение и ярость, но вдруг он вспомнил нечто очень важное, и для него
забрезжил луч надежды и утешения:
Ц По счастью, господин Эспиноза, который ничего не упускает и так замеча
тельно устраивает западни, совсем забыл о том, что меня надо обезоружить.
Черт подери! Мой кинжал и моя шпага все еще при мне, а раз так, то сомневаюсь
, что этому господину удастся передать меня живым в руки палачей!
В этот момент шевалье обо что-то споткнулся. Он пошарил в темноте носком с
апога: это была первая ступенька лестницы. Он стал размышлять:
Ц Надо ли по ней подниматься? Не лучше ли сесть прямо тут и дожидаться см
ерти? Да, но какой унизительной Ц от голода!..
По телу его в который уже раз пробежала дрожь.
Ц Нет, тысяча чертей! Пока во мне теплится хоть самая малая искорка жизни
, пока у меня достаточно сил, чтобы держать в руках оружие, я должен защища
ться!
Камера пыток! Эти слова стали для него настоящим кошмаром. Они преследов
али его, словно наваждение. Даже когда он не произносил их вслух, они были
начертаны огненными буквами в его усталом мозгу. Камера пыток представл
яла для него таинственную, неведомую опасность;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145