— В Двинском переулке... Но лучше... где вы?..— запинаясь, спросил я.
— Мой адрес знают только банки. Да-с! — Лесопромышленник прищелкнул языком. — Не беспокойтесь. Я нашел вас в необычном положении и почему-то решил стать вашим благодетелем. Благодетелем — с большой буквы. Разумеется, в военное время филантропией не занимаются. Вещи я вам не буду дарить, сами их отработаете. Да-с.
— Если так, то заодно заплатите, пожалуйста, господину Бозыдину за эти четыре полена... нет-нет, за весь мешок! — Растерев старой варежкой ухо, щеки и подбородок, я наполнил мешок и еще несколько поленьев сунул под мышку.
Оба дельца вышли. По улице, тихо бренча бубенчи» ками, медленно ехал извозчик. Бозыдин крикнул:
— Извозчик!
Можно было и не кричать. Старичок на козлах заметил бы и мановение руки. Но голос Бозыдина в чистом холодном воздухе прогремел, как пожарный колокол.Господа не спеша усаживались в сани, а я, чтоб хоть немного согреться, кинулся домой бегом.
У покосившейся деревянной церквушки лошадь поравнялась со мной. Андрей Егорович снял каракулевую шапку, не спеша, торжественно и важно перекрестился.
— Это церковь заступника моего склада — святого Николая-чудотворца. Я ему за год сжигаю целый ящик свечей.
— Н-да...
— Илья Степанович, какого каприза ради вам понадобился этот молокосос-гимназист? Вы солидный предприниматель... так сказать, князь лесов—и вдруг этакая чувствительность!
Сани сильно накренились. Крысов бесцеремонно ткнул Бозыдина в бек.
— В большом хозяйстве и ржавый гвоздик сгодится,— донесся до меня его приглушенный голос.
Глава III
Жениховский наряд. — «Этот в жизни далеко не пойдет».
— Где ваш топорик, пани Ядвига? — задорно спросил я, входя в нашу квартиру.
— Целый вагон дров!.. — Поспешно приведя в порядок волосы, женщина в восторге хлопнула ладонью по дверному косяку: — Паныч, да будет с вами милость божья!
— На этот раз, пожалуй, надо благодарить дьявола,— мрачно ответил я.
Когда в чугунной печурке загудело пламя и дети, примостившись у края сгола, начали весело болтать ногами, швея заговорила;
— О, пан Роберт, без бога жизнь была бы невыносимой Жить и знать, что никто о тебе не заботится, не думает... что ты в мире как лист, подхваченный ветром... От этого с ума сойти можно! Сколько я пережила на своем веку! Неужели все даром, неужели мне не воздастся? Нет-нет, паныч, это было бы несправедливо... Совсем несправедливо! Как так — нет бога!—Она начала возмущаться: —Скажите, разве вы сами не заслужили царства божия?
В ответ я махнул рукой и вернулся в свой угол. Тепло проникало и сюда. Можно было почитать, да ведь скоро явится «благодетель» в великолепной шубе. Надо оглядеться, прибраться...
Окинув внимательным взором пространство от окна до дверей, я особенно остро почувствовал бедность окружавшей обстановки. На кровати — плоский, как лепешка, матрасик. Простыню вчера я сам выстирал. Она еще сушится на чердаке. На лампе стекло с отбитым верхом... Как принарядить комнату, чтобы эти облупившиеся глиняные стены, закоптелый потолок и неровный пол не отпугнули будущего работодателя? Скажет — обитатель такой подозрительной дыры и сам может оказаться опасным, ненадежным...
Пока в голове медленно проплывали мысли, в сердне просыпалось упрямство. Не бежать же в оранжерею за цветами! Что мог сделать веник, сделано с самого утра, А может, «благодетель» уже давно и забыл о всех договорах...
Чтобы отделаться от тягостного раздумья, я раскрыл книжку стихов Генриха Гейне. Но глаза рассеянно скользили по строкам, а мысли назойливо возвращались к годам, прожитым в Витебске...
— Что, сынок, заждался? — Илья Степанович Кры-сов фамильярно похлопал меня по плечу.
Вслед за ним вошел извозчик с большими узлами.
— Заждаться можно только на вокзале у билетной кассы. А у себя в комнате... Прошу, садитесь! — раздумчиво процедил я.
— Молодец! Мне нравятся люди, не теряющие духа даже в сточной канаве. Н-да... — Предприниматель окинул взглядом комнату и покачал головой. — Ох, живем-то мы в дырявом сарае!
— Был бы такой сарай сейчас у солдат на фронте... — возразил я.
— Что нам до солдат! На них во все времена ездили. Мы с тобой чином повыше. Ты — по меньшей мере прапорщик, я — генерал. А у офицера, сынок, везде коврик, подушка, фабра для усов, вино. Ну, примеряй свое приданое. — Он вынул часы из кармана жилетки.— Не спросил я, откуда ты родом?
— Из Рогайне, на пути между Витебском и Оршей.
— Великолепно! Свою карьеру начнешь на полпути между Витебском и отцовским имением. Слыхивал о Ло-патовских лесах?
— Да.
— Брависсимо! Что сегодня у нас?.. Среда. Завтра будь на месте!
Разъяснив подробно, куда и как надо ехать, Крысов собственноручно развязал узлы. В них было все, как договорились: валенки, полушубок, шапка, варежки.
— Илья Степанович, мне вроде не хватает на дорогу... не выходит... — Я густо покраснел и осекся. В денежных делах я всегда был до нелепости застенчив. В гимназии эту слабость не раз использовали барчуки, которым я помогал в математике или языках.
— Что же молчишь?
— Я ведь сказал!
У Крысова вокруг глаз собрались моршинки. Такой резкий ответ не понравился ему. Вытащив из кармана бумажник, он сказал поучающим тоном:
— Мой юный Друг, теперь тебе придется отказаться от некоторых гимназических острот и вольностей. Ты уже не какой-нибудь ветрогон, а самостоятельный чело-, век, зарабатывающий себе на хлеб.
Небрежным жестом — как копейки нищему на паперти — Крысов бросил на столик смятые денежные бумажки и тщательно застегнул шубу.
— До отхода поезда... ну, примерно часа четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139