я заменял ему сторожа.
В первый же вечер Яцкин пригласил меня к себе на ужин. Он налил мне рюмку водки, от которой я решительно отказался. Увидев, что и еда не лезет квартиранту в горло, мастер поинтересовался, что со мной.
Гм, что со мной?.. Мне нужна работа! Яцкин в раздумье рассуждал: он достал бы мне работу, но не хочется толкать в беду хорошего парня. Я засмеялся: какая это работа может оказаться бедой?
Хозяин усмехнулся: у его брата, довольно состоятель-лого человека, есть дочка, но такая капризная и ленивая, что страшно подумать. Брат чего пи испробовал, да только зря потратил деньги па учителей и на книги: никак не может определить девчонку и школу. Теперь он решил: платить только такому учителю, который письменно обяжется подготовить эту бездельницу в гимназию.
Да, нелегкая задача... Я знал этаких избалованных маменькиных сынков и дочек. Бьешься, бьешься над ними и наконец только и думаешь, как бы удрать — тут и от денег откажешься. А все-таки что мне оставалось делать? Я сказал:
— Пусть дает задаток — уж обломаю упрямицу!
Так я продал себя в рабство на многие месяцы; эта девочка действительно оказалась необыкновенно заносчивой, капризной и ленивой. Однако я получил задаток и, чтобы деньги не разошлись на мелочи, внес плату за обучение двоюродной сестры Альмы, послал несколько рублей сестренке Зенте, обзавелся кое-какой необходимой мелочью.
Себе купил две буханки хлеба и несколько связок лука. После этого у меня еще осталось девяносто четыре копейки.Затем я хорошенько выспался и начал собираться в гимназию: наступило 10 сентября.
Глава XXVI
Война. — Кобыленко-Соколовский. — Мой отец в Галиции. — Листовка.
Начались занятия. Я снова писал для сытых лентяев сочинения за двадцать — тридцать копеек. Решал для них алгебраические задачи — по три копейки за штуку. Жизнь вздорожала, но они не добавляли ни гроша: найдутся, мол, другие, которые напишут подешевле. Это означало, что увеличилось число голодных гимназистов, реалистов и учеников коммерческих училищ. Война разорила многих, ранее живших в достатке. Спасаясь от ужасов войны, в Витебск нахлынули волны беженцев.
К моему великому удивлению, я увидел Толю Радке-вича в шестом классе. Как это случилось — ведь он должен быть уже в седьмом!
Толя прищурился:
— Надо использовать эту чертову гимназию для самозащиты. Война! У меня осенью была переэкзаменовка по латыни — нарочно провалился: куда спешить? Если война продолжится... скажем, пять лет, что тогда? Буду сидеть в каждом классе по два года. Мне, сыну почтового чиновника, не нужны ни Дарданеллы, ни Галиция...— Помолчав, он пожал плечами и продолжал: — Посмотри, какие киты наплыли в шестой и седьмой классы! Всё господские сынки! Отцы домогаются Дарданелл, а дети прячутся по гимназиям. В наш класс поступил некий Кобыленко-Соколовский. Настоящий великан! У отца больше трех тысяч десятин земли. До сих пор сын занимался
только с домашними учителями. Но вот подошло время идти в армию. Будет он воевать, как же! Директору взятку, учителям взятку — детина попал в гимназию. А из гимназии в армию не берут. Кто-то воюет, а наш директор Неруш набивает карманы. Посмотри, как Хорек принарядился — точно вылез из модного магазина! У француженки на груди бриллиантовая брошь... Где она ее заработала? А те там на фронте — пусть воюют!..
— Толя, может быть, ты преувеличиваешь... Не все же учителя взяточники!
— Да черт их знает, где сейчас кончается учитель и начинается взяточник! Может быть, есть исключения... Об этом спроси латиниста Аврелия Ксенофонтовича. Я знал только одно исключение — Сергея Николаевича Уральского. Но он сейчас, должно быть, разъезжает на собаках в сибирской тундре. Посмотри только, какие типы нашли приют в гимназии!
Я отошел в сторону опустошенный и разбитый. Дьяволы, они заставили моего отца проливать кровь в Галиции... Что он до сих пор знал о Галиции? Какое ему дело до того, что Кобыленко-Соколовскому захотелось получить Галицию?.. Когда же, когда наступит наконец день расплаты?
Но, прежде чем этот день наступит, мне еще предстояло добиваться стипендии «дамского комитета». А мои книги сжег купец Бозыдин, и я не мог купить себе новые. Предметы полегче, вроде географии и истории, выучивал тут же, в классе, по чужим учебникам. Но алгебру и латынь? Иногда я одалживал некоторые книги, но долго так не могло продолжаться.
Как-то вечером на меня навалилась черная тоска... Что за напасть! От мимолетной грусти, пожалуй, никто не застрахован — даже весной, даже будучи не в меру сытым и всем довольным. По не мне тосковать и по-пустому тратить своп силенки!
Я забился в самый дальний угол, прикорнул за гробами, на стружках, авось успокоюсь. И правда. Даже порядком улечься не успел, как уснул... Сон всегда укреплял и освежал меня, да вот беда: кто же будет уроки готовить и панычам сочинения писать?
Проснулся я внезапно. Что такое? Шорох... Неразборчивый шепот... Осторожно приподнялся на локтях.
Гм, Яцкин и с ним еще кто-то. Чужак зажег свечку, хо-зяин запер дверь, оставил ключ в замочной скважине, осмотрел ставни, маленькую щелку завесил пальто... и тогда вытащил листок, запрятанный в сапог. Чужак упрекнул:
— Эх, братец, как погляжу: трус из трусов! Яцкин зашикал:
— Тш!..
Затем оба склонились над листочком... Хотелось мне вскочить на ноги... ах, как хотелось! Удержался с трудом: перепугать-то перепугаю, а сам тоже останусь в дураках. Гробовщик полагает, что меня нет дома. Ну и пусть! Уловил я только несколько несвязных слов. Прочитав листочек, Яцкин сунул его куда-то в доски...
Они ушли, а я бросился к доскам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139