Я ответил, что воздух ничуть не хуже, чем обычно,
даже, пожалуй, лучше: пахнет свежей хвоей. Но мои слова не обрадовали учителя.
— Для нас, конечно, этот воздух хорош, лучшего и не надо — хоть бы на том свете не хуже был! Но кто мы все по сравнению с инспектором? Навозные жуки и муравьи. Он может нам такого жару задать, что за один день поседеем. Нет, братец, так нельзя встречать инспектора.
— Есть ведь такие окна с форточками, — осмелился я вставить. — Только откроешь — и воздух сейчас же становится чистым.
— Ну-у-у! — протянул Митрофан Елисеевич.—Мы не бог весть какие паны, — форточки только для господ. Знаешь что, Букашка: сбегай к Чвортекам, попроси кусок сахару, я им потом заплачу, и прихвати лучину, чайную ложку и тряпку...
Спустя несколько минут мы с учителем поджаривали сахар в чайной ложке и «делали приятный воздух». В самом деле, по всему классу распространился приятный запах; во всяком случае, до того вечера я никогда не знал ничего лучшего.
Глава ХХII
Инспектор со щипцами. — Хитрая соседская собачонка. —Царь и его родня.
Ночью я спал тревожно. Мне снился инспектор — важный господин с тремя галстуками и пятью парами очков; одни очки на носу, остальные прицеплены к петлям сюртука. Инспектор вытащил из кармана красивые щипчики. Как только он бросал взгляд на кого-нибудь из учеников, тот сейчас же должен был отвечать. Кто мешкал и запаздывал с ответом, того инспектор хватал щипцами за нос...
Мне снились и другие сны — и все об инспекторе. На рассвете я проснулся, дрожа, как измокшая собачонка, и больше не мог уснуть.
В этот день в классе было так хорошо, что каждый, кто приходил, в изумлении останавливался у дзерей, улыбаясь, осматривался и затем старательно, очень старательно вытирал ноги о еловые ветки. Скажете, от страха перед учителем и инспектором? Конечно, нет! Старательнее всех вытирали ноги именно те, кто давно привык к тому, что их дерут за волосы и ставят в угол. Лишняя оплеуха не могла их испугать!
Но что же тогда случилось в нашей школе? Ровно ничего. Только убрали грязь...
Перед началом занятий нас поразила еще одна неожиданность: почти треть класса не явилась, притом лучшие ученики, которым надлежало сидеть впереди! Могу поручиться, что все они тоже видели ужасные, сны и также всю ночь дрожали.
Митрофан Елисеевич вошел в класс с ввалившимися глазами, осипший. Увидев пустые места на скамейках, он взволновался и долго не мог успокоиться.
Раза два-три пробежавшись по классу, он отворил дверь в соседнее отделение:
— Зинаида Ивановна, сколько учеников у вас отсутствует?
— В классе все, как обычно.—И, поглядев в лицо растерявшегося коллеги, добавила: — Я своих не пугала.
Несомненно, каждый, кто не пришел в школу, знал,что за столь дерзкий поступок грозит наказание — суровое наказание. И все же страх перед инспектором был куда сильнее страха перед учителем, к которому уже все привыкли.
Я даже пожалел Митрофана Елисеевича: он никак не ожидал такой напасти! Учитель писал на доске, а мел в его руках дрожал, как у тяжелобольного.
У одного крестьянина по соседству со школой была собачонка — заморенный щенок, который, однако, весьма громко лаял. Обычно никто не обращал внимания на его тявканье, но в тот день щенок причинил нам много неприятностей. Казалось, ктс-то подучил его лаять погромче. Волнение учителя передалось и нам; поэтому, когда собачка залаяла особенно громко, псе съежились. У многих вырвался протяжный вздох:
— А-а-а!..
Но всему бывает конец. Кончился и этот день: как трель жаворонка, как песнь свободы, прозвучал для нас последний звонок — мы спасены!
После уроков я обычно запирал вместе с Чвортеком школу. Как-то заперли двух учеников, и они подняли рев. После этого случая я всегда проверял, не остался ли кто у карты или у доски. Когда я прибежал с ключами, из первого отделения доносились голоса:
— Где же застрял наш высокий гость... Хоть бы завтра явился!
— Митрофан Елисеевич, разве не все равно, когда: завтра, послезавтра или через год?
— О, Зинаида Ивановна, как вы можете так говорить? Вдруг он заболел — зимой всякое может случиться. ..
— Откуда он должен приехать?
— Из пузыревской школы.
— Ах, из Пузырева? — Зинаида Ивановна громко засмеялась.—Там работают две учительницы. В таких местах инспектора имеют обыкновение задерживаться на недели.
В ее речи не было должного уважения к инспектору; это не понравилось Митрофану Елисеевичу. Он заговорил сердито:
— В каком еще государстве дети осмелились бы так поступить? Услышали слово «инспектор» и тотчас же,как сверчки, забились за печку. Это возможно только у нас, где каждый мужик бунтует. Поневоле приходится быть суровым и строгим, иначе они погубят школу?
Зинаида Ивановна молчала, а Митрофан Елисеевич продолжал уже миролюбивым тоном:
— Пожалуй, хорошо, что инспектор сегодня не явился, хотя все остальное было подготовлено как нельзя лучше и неизвестно, удастся ли все сохранить... — Учитель, очевидно, имел в виду наши уши и руки, да и чисто вымытый пол в классе.
— Вы в самом деле так хорошо подготовились? — быстро спросила Зинаида Ивановна.
Митрофан Елисеевич подтвердил это еще раз. И тут Зинаида Ивановна, точно собираясь раскрыть какую-то страшную тайну, нарочито испуганным голосом произнесла:
— Митрофан Елисеевич, дайте честное слово... Понимаете, честное слово настоящего мужчины, что не будете преследовать провинившихся сегодня учеников, и я сообщу вам о чем-то, в сто раз более опасном. Даже если в вашем классе было бы только три ученика, и то вам не угрожали бы такие неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139