»...
В Рогайне было красивое кладбище. Оно находилось на вершине продолговатого бугра. Мимо протекала быстрая речка, сейчас скованная льдом, противоположный край бугра зарос березняком, изредка попадались и сосны. Это было новое кладбище. В одном конце — белорусы-православные хоронили своих, в другом — колонисты-лютеране — своих покойников.
Могилки простенькие, с дубовыми крестами. На все кладбище один каменный крест: давно умершей дочери Шумана. Да и на том надписи не прочтешь: Шуман не сошелся с каменщиком в цене, и тот не позолотил-вырезанные на кресте слова.
Могильщиков—трое: Важуль, я и Пауль Звайгзнит. На рассвете, перекусив, мы взялись за лопаты.
— Ну, где же ты, мать, хотела своему старичку могилку устроить? Нужно бы такое место, где солнца побольше, чтобы не замерз до страшного суда, — болтал Важуль.
Бабушка невольно улыбнулась. Хороший человек этот Казимир. Где он, там и плакать стыдно, будто бы даже грешно...
— Да рядом с моим отцом. Когда обоим наскучит лежать, пусть поговорят или побранятся...
Ветер сдул с вершины бугра весь снег. Земля смерзлась, как камень. Пауль Звайгзнит решил, что без лома ничего не сделать. Но Важуль налег на лопату, и комья земли полетели во все стороны. Вот тебе и цыган! Только удивляться приходилось, как он не прикусил себе язык, работая и болтая без умолку.
Мы с Паулем рыли молча. Казимир подбадривал:
— Молчи не молчи — все одно! У кровати царя стоят сто врачей и за каждым полковник с плеткой. Не будешь лечить как следует, сейчас всыплет горячих. И все-таки приходит время —и царь дуба дает. А старый Юрис — что еще увидел бы он н.а этом свете? Бился как рыба об Лед и не смог купить себе ни рысака, ни битюга. По
крайней мере, к месту вечного успокоения Казимир Ва-жуль отвезет его на своем коняге...
На кладбище молитву над покойником прочитала сама бабушка. Альвина Залит возражала: если, мол, не пригласили церковного старосту, лучше кому-нибудь другому взять на себя эту обязанность. Но старушка строго поджала губы:
— Столько лет мы прожили вместе. Были грозы, были и солнечные дни, а если уж так долго прожили вместе — сумею его и проводить...
Прослышав, что хоронят старого Задана, на кладбище собрались почти все жители Рогайне и ближнего села Юркова. Оказалось, старый Юрис своей доброй душой и отзывчивым сердцем приобрел столько друзей, что сам бы этому не поверил.
Шесть человек уже возились с длинными полотенцами, обвязывая ими гроб, когда на бугор взлетел загнанный, весь в пене, вороной жеребец.
— Глянь-ка, Швендеры тут как тут!—зашептались женщины за моей спиной.— Не выдержало, знать, сердце старосты... прибежал со своим молитвенником.
Швендер был крупной персоной в Рогайне. Сам витебский пастор Каролинг посвятил его в церковные старосты. Теперь он крестил детей, а пастор только «переосвящал» позднее, записывал в книгу и требовал подать. Швендер же встречал прибывавших из церкви новобрачных, провожал умерших. Сам пастор в отдаленную колонию совсем не показывался — поездка себя не оправдывала. А Швендер дело знал.
Люди думали, что староста примчался защищать свои права. Вот-вот вытащит из кармана книжку и прикажет проделать всю церемонию заново...
А разъяренный Швендер заорал, подбежав к толпе:
— Что здесь происходит? Кто разрешил рыть в этом месте?
Все замолкли. Те, что возились с полотенцами, опустили руки. Такого никто не ожидал.
— На моем фамильном кладбише!.. Лезут, как свиньи, чуть щелку завидят... Сейчас же засыпьте эту яму и ройте в другом месте!
Швендериха вторила мужу, осыпая всех ругательствами.
От могилы Юриса Залана до могильных холмиков семьи Швендеров можно было похоронить по крайней мере пятерых... У бабушки дух перехватило, молитвенник выпал из рук.
— Что это ты о кладбище заботишься? — во все горло засмеялась Альвина Залит.— Лопнет ваш самогонный котел, так и сгниете в болоте... Ни гроба, ни могилы не понадобится.
— Да и зачем тебе кладбище? — Важуль показал зубы в широкой усмешке. — Заплати цыгану получше, я тебя на кобылке доставлю прямо на небо к самому господу богу. Эге-ге, захочешь — в гробу, захочешь — прямо так, в белой жениховской рубахе.
Прошипев что-то, Швендер схватил лопату и торопливо начал кидать землю в могилу...
Тут же рядом с ним топталась Швендериха с диким, перекошенным лицом и вопила во весь голос:
— Пока не поздно, смиритесь, проклятые, покайтесь! А то небесный владыка сбросит всех Заланов в пекло!
Как безумный, сорвался я с места. Эти кровопийцы похуже царя: над мертвым издеваются. Ну-ну!..
Крепкой рукой меня осадил Важуль. Из толпы юрковцев выскочил солдат — должно быть, отпускник. Ловким движением выхватил он у Швендера лопату. Староста качнулся.
— Убирайся отсюда, негодяй! Ну-ну, только пикни — завтра самого хоронить будут! — В голосе солдата звучала не только злоба, но и угроза.
Швендер попятился, поднял упавшую шапку, но, проходя мимо бабушки, все же прошипел:
— Я тебя, гадючье отродье, проклинаю именем господа нашего Иисуса Христа до третьего и четвертого колена!
— Проклятья разбойника падут на головы его собственных детей! — ответила бабушка.
У выхода с кладбища Швендериха внезапно закричала:
— Юкум, держи лошадь! Лошадь отвязалась! Какой-то подросток из Юркова отвязал от елки лошадь старосты и хлестнул ее прутом. Жеребец понесся С бугра как бешеный. Сани перевернулись. Вскоре вороной исчез за следующим холмом.
— Юкум, держи!
Но Юкум не мог ничего сделать. На повороте у большого валуна он нашел только остатки разбитых саней.Люди опять сомкнулись вокруг могилы и гроба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139