Озадаченный Митрофан Елисеевич дал честное слово и даже обещал купить Зинаиде Ивановне целый фунт наилучших конфет, только бы она сказала, в чем дело. Когда все клятвы и заверения были выслушаны, учитель от волнения чуть дышал, а Зинаида Ивановна весело рассмеялась:
— В вашем классе нет ни одного царя. Все цари — у меня!
Я думал, что, услышав эти слова, Митрофан Елисеевич тут же грохнется на пол. Но он все-таки устоял — видно, он тоже иной раз говорил себе: «Надо выдержать».
Вообще стены нашей школы были голые. Но на одной из них висели четыре портрета: царь и царица, отец и мать царя. После того как класс разделили перегородкой, все цари и царицы красовались в первом отделении, а у нас осталась одна икона.
Как только Митрофан Елисеевич оправился от неожиданности, он схватил стул и, вскочив на него, протянул руку к царским портретам, словно через пять минут должен явиться инспектор. Но потом спохватился и смущенно спросил, какие портреты Зинаида Ивановна позволит ему взять.
— Хоть все четыре.
Такой ответ поразил Митрофана Елисеевича. Видно было, что он приготовился торговаться и спорить и уже заранее схватил портреты царя и царицы.
— Как так — все четыре?
— Ну так, просто. Я обойдусь без них.
— Нет-нет! Это было бы слишком великодушно с вашей стороны. Я возьму два... — И он снял только царя и царицу.
Затем последовала немая сцена, которую я, однако, довольно хорошо понял. За лето мухи загадили портреты; отец и мать царя выглядели гораздо свежее. Теперь, когда первый пыл прошел, Митрофан Елисеевич охотно взял бы стариков, но, делать нечего, пришлось разыскать мокрую тряпку и хоть немного освежить царя с царицей.
Когда мы с Митрофаном Елисеевичем остались одни, мне снова пришлось бежать за сахаром и «делать хороший .воздух». Учитель все время молчал, но, когда мы уходили, у него вырвались слова, полные злобы:
— Мы так волнуемся из-за этого чиновника, а он где-то там рассказывает учительницам анекдоты! Чтобы ему по пути вывалиться из саней и переломать ноги! Из-за него тут заболеешь, с ума сойдешь!
Глава ХХIII
Мы приветствуем рукав инспектора. — Новый Архимед. — Все по-старому.
Инспектор явился только на другой день, и, хотя мы до изнеможения учились его приветствовать, все же в конце концов провалились. Ом разделся в комнате Митрофана Елисеевича и вошел в первое отделение. Через некоторое время, беседуя с Зинаидой Ивановной, отворил нашу дверь и просунул в нее руку. Инспектор продолжал еще на той стороне разговаривать, а мы, увидев его рукав с блестящими пуговицами, вскочили с мест и прокричали:
— Здравствуйте, ваше высокоблагородие!
А потом, испуганные, стояли, не зная, что делать, так как сам инспектор все еще не появлялся. Митрофан Елисеевич тоже не знал, что нам посоветовать.Мы плохо приветствовали инспектора, но вряд ли он заслужил лучшей встречи. Войдя к нам, он осмотрел стены, окинул взглядом учеников, подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу и, улыбнувшись, точно вспомнив что-то приятное, спросил:
— Далеко ли отсюда до Пузырева?
Услышав в ответ, что восемь верст, он только проронил; «Ага!» — и снова пошел в первое отделение к Зинаиде Ивановне.
Это оскорбило и нас и Митрофана Елисеевича. Мы ждали, готовились — и вот важная персона, школьный пристав, так пренебрежительно держит себя с учениками старших отделений!
В первом отделении он пробыл часа полтора, но учениками занимался не более десяти минут, остальное время разговаривал с Зинаидой Ивановной: не скучно ли ей, играет ли она на каком-нибудь инструменте, поют ли тут весной соловьи?
Как был несчастен Митрофан Елисеевич! Если накануне он волновался, что не пришли лучшие ученики, то теперь ему было все равно: пусть никто из учеников не ответит, пусть инспектор выругает, но пусть хоть обратит внимание на его отделения! И учитель все громче и громче разговаривал с нами, точно желая рассердить находившегося за перегородкой большого начальника.
Наконец инспектор вошел. Но он изумил нас тем, что попросил Зинаиду Ивановну — попросил, а не приказал!— отпустить свое отделение домой и войти к старшим ученикам. Получилось, что Зинаида Ивановна тоже стала в своем роде маленьким инспектором. Митрофан Елисеевич то и дело вытирал со лба холодный пот...
— Мне хотелось бы знать, насколько вы развиты, — обратился к нам инспектор. — Ну-ка, решим несколько задач, оба отделения вместе. Задачи не трудные, но если эта машина не работает, — инспектор постучал по лбу,— тогда крышка! — И он вытащил из кармана маленькую книжечку.
Я читал эту книжку: в ней были «веселые задачи» —
примерно в таком Духе: летели вороны и вздумали сесть на березы. Если на каждую березу сядет по вороне, то одной некуда будет опуститься. Но, если на каждую бе* резу усядутся две вороны, одна береза окажется лишней. Сколько было берез и сколько ворон?
Я был мастак на такие задачи и сразу решил их пять. Тогда инспектор, взглянув на меня, одобрительно произнес:
— Ого, да это настоящий Архимед!
Кто такой Архимед, я не знал, но решил, что он не плохой человек.Недаром Митрофан Елисеевич просиял, словно солнышко, и бросил на Зинаиду Ивановну победоносный взгляд, как бы желая сказать:
«А в твоем отделении нет Архимеда!»
— Как тебя зовут, мальчик? — Инспектор подошел близко и внимательно посмотрел на меня. (Я даже испугался, как бы он не заметил подо мной кирпича и не рассердился.)
— Роб Бук... Задан.
— Ага, немец?
— Нет, латыш.
— Молодец!.. И впредь старайся не пристроишься на хорошее место — сможешь хоть в имении работать.
— Ну что ж, — инспектор повернулся к Митрофану Елисеевичу, — уже поздно, распустите их по домам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139