У меня в риге никто не умирал! Ведь я Шуман!
Бабушка, ворча, оделась и поплелась во двор.
— Что там у вас стряслось?
— Альфонс благим матом орет...
— Ты его прутом выстегал, что ли?
— Напоролся на борону... и так неудачно — прямо ухом на зуб бороны упал.
— Вот горе! Только я-то чем могу помочь? Надо ехать за доктором.
— Дора уже помчалась в Оршу, да разве этого доктора дождешься! Бог знает, когда явится... Матушка Задан, я тебе, я вам...
Как ни отговаривалась, как ни ворчала старушка, Шуман все же усадил ее в телегу, чтобы хоть на час травами уняла боль...
Рассвело. Выбравшись из клети, я увидел, что отец с топором и ручной пилой забрался на крышу хлева. Старая лестница гнулась. С опаской поднялся по ней и уселся рядом с ним.
— Пожалуй, успею до отъезда крышу починить! — радовался отец.
— Лучше отдохнул бы! Скоро обратно...
Отец покачал головой. Посмотрел на кривую полоску облаков на небе, на комаров, лениво колышущихся при дуновении утреннего ветерка и, глубоко вдыхая знакомые запахи, вдруг сказал:
— Странный случай приключился со мной в Богушевске — в карман шинели кто-то засунул мне прокламацию...
— Вот как? Почему ты думаешь, что в Богушевске?
— Перед тем, как вылезать, я проверил свой мешок... и карманы. Ни одной лишней бумажки не было...
— Так...
— Мне могли ее засунуть только в Богушевске. Это же хорошо, очень хорошо!
— Чем?
— Ты, сынок, с малых лет прилип к книгам. Что они тебе дали, что дали другим? А в этом маленьком листочке так много мудрости, так много правды! В нем прямо сказано: кончайте войну! Если уже в Богушевске появились такие листки, значит, быть грозе.
Я хотел что-то сказать, но отец опередил меня:
— Вот бы встретиться с людьми, которые пишут этакие листки! Кстати, сынок, мама тебе ничего не говорила?
— О чем?
— Да о том, какая суматоха поднялась тогда в Богушевске.
Я все уже знал, но промолчал — хотелось еще раз услышать, что наделали Сонины листовки.
— Когда мама, — продолжал отец, — садилась в телегу к Андреасу, подбежал жандарм и заорал: «Выворачивайте карманы!» Мама сначала подумала: «Кражей, что ли, тут пахнет...» Потом смекнула: «А, листовки ищут». Только отъехали, Андреас рассмеялся: «Жандарм совсем голову потерял, мечется по Богушевску как ошпаренный».
Хотя отец никогда не был мне так близок, как в этот свой приезд, мне и в голову не пришло признаться. Конспирация остается конспирацией. Я только спросил:
— На фронте тоже появляются листовки?
— Заносит иногда ветром... да там с этим не шутят: военно-полевой суд — и пуля в лоб.
— Ты мне покажешь ту листовку?
— Конечно,
— Может быть, оставишь?
— Нет, она мне еще пригодится. Опираясь на палку, возвратилась бабушка.
— Ну, бабушка, кого видела?
— Болвана.
— Из-за болвана ночь не спала?
— Тень на плетень наводят! — Старушка вдруг вспылила. — На борону напоролся!.. Небось сам Швендер ухо ему проткнул...
— Чем там кончилось?
— Ничем. Парень в жару, точно из печи вынули..,! На одно ухо оглох, да, может, глухота поумнеть поможет. ..
После завтрака я чуть не выдал себя. Листовку я знал наизусть и необдуманно скоро вернул ее отцу. Он удивился:
— Когда это ты успел?
Пришлось скрыть смущение за шуткой:
— От гимназии хоть одна польза — выучился быстро читать.
Услышав слово «гимназия», отец вздохнул:
— И сейчас еще не пойму, как ты удержался в ней так долго! У тебя же вечно ни гроша не было.
— Ну нет! Иногда даже рубли перепадали.
— Но-но, не хвались! Может, какой целковый и закатился в карман за то, что тупых панычей натаскивал... А что, парень, тебе иной раз не казалось, что отец твой скупец, скряга?
— Как это?
— А вот так: не мог своему сыну лишний рубль накопить да прислать?
— Что ты, отец! Ведь я же понимал... Знал нашу проклятую бедность, знал, как ты из сил выбивался. Если у тебя и не было лишнего рубля, так не твоя в том вина.
Глава XXIV
Спор Инты с отцом. — Лагшни уезжают в город.
Отец уехал в свою часть... Мы снова с тревогой ждали писем. А дни бежали... Настала пора сенокоса.Дедушка, дедушка, не вовремя ушел ты от нас!
Безропотно косил бы я один, но твой совет так нужен во всем. Прокосы у внука неровные — то там то сям поднимают голову пучки несрезанных трав. Старания у него хватает, да вот умение не так быстро наживается.
В последний раз взмахнул я косой у Лисьего овражка. Вытер пот со лба и оглянулся: как ловко орудует Инта граблями! Поневоле вздохнешь. Есть же люди — и собой хороши, и работают так, что всегда позавидуешь!
Бабушка завозилась у последней копны. Она громко заговорила с Зентой, а Инта подошла ко мне. Мы присели на кочках под седыми елями. Девушка сердито выпалила:
— И все-таки, Роберт, отец сидит в Рогайне из-за меня! Он боится, как бы доченька не двинулась по его старым следам.
Я раскрыл было рот, но дочь кузнеца накинулась на меня:
— Не возражайте, не спорьте! О, если бы отец мог, он запер бы меня в золотой клетке до кониа войны! Но... — Брови ее сошлись у переносицы, а глаза, миндалевидные ее глаза, потемнели. — Поглядим, посмотрим, чья возьмет!
Высоко поднимая ноги, подошел к бабушке кузнец. Он только что побывал у соседей и вернулся со свертком. За елями нас он не заметил.
— Ну, работнички, вот настрелял лепешек! Идите сюда, закусим.
— Что ты, Лапинь! — замахала руками бабушка.— Мы сегодня уже огурчиков отведали.
— Без разговоров, да поскорее! Иначе я все ваши копны размечу!
Утирая пот, Зента и старуха уселись на краю высохшей канавы.
— А Инта что, не может вам помочь? —как бы ненароком спросил кузнец.—Берите ее всегда с собой... меньше будет о городе грезить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139