во время перемен дети не ругались и не дрались, а пели, играли и водили хоровод. В праздники устраивали спектакли... Ах, ты ведь совсем не знаешь, что такое спектакль!
Я слушал ее рассказ, как чудесную сказку, и недоверчиво спросил:
- Где же такая школа — далеко от нас?
— В Костромской губернии.
— И кто этот учитель?
— Мой брат Юрий — Юрий Иванович. Но той школы больше нет. Несколько дней назад она, еще была, а сейчас нет... Была — и нет... Теперь там тоже будет пустота и бедность...
Больше ни о чем не решился я спрашивать; мне казалось, что я понимаю, отчего так расстроена Зинаида Ивановна: видно, у нее умер брат...
С минуту она сидела молча, потом взглянула на меня:
— От Митрофана Елисеевича я слышала, что ты хорошо учишься. Во. всяком случае, все слова на «ять» знаешь наизусть. Почему ты так стараешься, чего хочешь достичь?
— Чего хочу достичь? — Я окончательно растерялся и пробормотал: — Я должен знать все слова на «ять», иначе мне будет очень трудно жить.
— Ах, так ты ищешь легкой жизни? Ну, учись, учись — станешь каким-нибудь царским чиновником... Л может быть, и учителем, и тогда будешь драть детей за уши и колотить их...
Я был совершенно потрясен: ведь она сердилась на меня, эта хорошая Зинаида Ивановна, а за что, я не мог этого понять.
— Нет, я не буду бить детей, — как бы оправдываясь, произнес я. Хотя какое право имел так говорить? Букаш-. ка не смел надеяться, пока что и мечтать не смел стать учителем. Хорошо, если хватит сил проучиться столько, чтобы устроиться каким-нибудь писарем.
— Ну прости! — Внезапно поднявшись, Зинаида Ивановна ласково положила мне руку на плечо. — Прости, я не хотела тебя обидеть. Но, если со временем станешь образованным, не забывай, кем ты был...
Глава XXXI
Незабываемая прогулка. — Голодаево горит! — Новая жертва батюшки Онуфрия.
Весенняя распутица началась рано. Дороги раскисли, и лошади с трудом тащили пустые сани. Опять приходилось по субботам пускаться в дорогу пешком. Ручейки и речки, сердито пенясь, уносили с собой все, что попадалось в пути: осколки льда, сучья, старые колья, куски досок, корни деревьев и выкорчеванные пни.
Егор проехал верхом, посадив хозяйского сынка на спину лошади впереди себя. Мы с Егором красноречиво переглянулись: хоть и был я мал, но все же не мог уместиться на хвосте лошади. Да и незачем: серебряными колокольчиками лились с неба трели жаворонков, земля благоухала, как огромная корзина со свежими яблоками, на всех дорогах, беззаботно резвясь, весело переклика-лись школьники, кидая друг в друга последними снеж-ками. Только дурень мог в такой день отправиться домой верхом.
Случилось так, что мы с Соней Платоновой вышли из школы позже всех. В пути болтали о всяких интересных вещах — например, о том, далеко ли до неба, можно ли волка приучить есть картошку и что было бы, если бы человек отрастил себе крылья. \
Соня была грустна. Накануне ей пришлось помогать матери, и батюшка Онуфрий поймал ее на том, что она не выучила каких-то псалмов.И, хотя это случилось с Соней впервые, он сразу пригрозил ей, что мать ее заболеет, или корова подохнет, или ее постигнет еще более страшное несчастье.
Взобравшись на пригорок, мы увидели четверых ребят, которые время от времени останавливались и толкали друг друга. Нам нравилось бывать вдвоем, и мы повернули влево, чтобы обойти ребятишек; кто их знает, сколько они будут топтаться на одном месте...
Дорога вела мимо хутора, всегда казавшегося мне опасным из-за множества собак. Мне не хотелось подходить к нему близко. Обычно я засовывал в карманы и в сумку все, что годилось для защиты от собак. На этот раз трудно было раздобыть что-нибудь подходящее, кроме того, мы шли вдвоем и было стыдно собирать обрызганные грязью палочки и камешки,
У самого хутора я притих. Соня с тревогой спросила, что случилось. Но разве мальчишка признается, что боится собак!
Мы благополучно миновали хутор, я уже было вздохнул с облегчением. Вдруг откуда-то донеслось злое рычание. Оглянувшись, увидели: через забор прыгает лохматая черная собака величиной чуть не с теленка. С испугу мы бросились бежать.
Нам казалось, что бежим быстро, но скоро мы услыхали за собой угрожающий вой разъяренного пса. Тогда я, тяжело дыша, остановился и выставил перед собой палку, словно штык. Остановился не от храбрости, а просто не мог больше бежать: захватило дыхание и начало колоть в боку.
В первое мгновение собака от неожиданности отскочила как ужаленная. Но потом, разглядев, что нападающий— всего только мальчонка, бросилась вперед и схватила мою палку зубами.
Ну, я пропал... Вообще деревенские собаки не очень свирепы, но здесь не деревня, а хутор, так что эта наверняка разорвет на мне одежду и вцепится в икры.Внезапно собака, как бы от удивления, отпустила палку. Я был поражен не менее ее. Моя маленькая по-. друга за это время могла спокойно уйти, но она вернулась обратно.
Ловко, как лопатками, сгребала она руками комья холодной грязи и бросала в напавшего на меня пса. Мы начали шаг за шагом отходить: она обстреливала собаку, а я колол...
После нескольких новых попыток напасть на нас свирепый зверь вынужден был отступить, и мы, усталые, опустились на кучу камней на обочине дороги. Дул бодрящий весенний ветер, мы чувствовали себя героями и победителями.
Потом не спеша пошли дальше. Справа от нас медленно стали разгораться облака, и казалось — с них до самой земли свисает красная бахрома.Впереди возвышался высокий черный холм, и неизвестно, почему нам обоим пришло на ум, что там мы найдем цветы — целые охапки пахучих, чудесных цветов...
Вдруг Соня вытащила из своей сумочки исписанный листок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139