Отнеси-ка их к Лапиню оправить.
— Какие плуги? — Я с изумлением осмотрелся и наконец увидел в углу два старых, совсем тупых, негодных к употреблению заступа.
— Весна на носу. Надо позаботиться заранее, пока у кузнеца работы мало.
Мать, вязавшая девочкам чулочки, всхлипнула:
— Без лошади Заланам в этом году пропадать!
— Как это — пропадать? — возразила бабушка.— Разве была у нас лошадь, когда мы приехали из Курземе? В первую весну на новине землю сами деревянной сохой царапали... Ничего, было бы здоровье! Заступами каждый по клочку взрыхлит. Посадим, по крайней мере, картошку.
— Достанем, может быть, у кого-нибудь на время лошадь?
— Может, достанем, а может, и нет. Может, этой осенью манна с небес посыплется, а может, и нет... Не вешай носа, Лизе!.. Букашка, сбегай-ка проветри голову!
Хутор Тетеров на противоположном конце колонии — до него версты две, две с половиной. Погода была суровая. Свирепая зима, после недолгой оттепели, решила еще раз показать характер, хотя бы на несколько дней.
У риги Швендеров я услышал стук: там кто-то трепал лен. Бедняга! Правда, мороз уж не такой, как в январе или феврале, но все-таки голыми руками трепать лен... нет, это не шутка. Интересно, кого туда загнал Швендер?
В нерешительности остановился. Входить или не входить? Если там совершенно незнакомый человек, как объяснить свое вторжение? Но трепальщик как раз в это время остановился и зашелся долгим кашлем.
Кто же это мог быть? Я рванул дверь.
— Дед, как ты здесь очутился? Ты же собирался к Альвине Залит вить веревки. Чего ты тут мучишься?
— В холодные дни трепать сподручнее.
— Ну, а куда тебе торопиться? Собака и та до поры до времени залезает в солому отоспаться.
— Эх, браток, будто не знаешь, что порой у собаки побольше прав, чем у человека.
— Но все-таки, дед... — я замялся. — Дед... Дед язвительно усмехнулся:
— Это за мои грехи.
— Какие грехи?
— Что там говорить, сделанного не поправишь. Мне еще деньков пять так потеть.
— Не понимаю.
— Чего не попять? С меня тут небольшой должок Швендеру.
— За самогонку? Дед, опять пил? А говорил, что кузнец Лапинь тебя вылечил.
— Ну, это еще за прошлые времена.
Под дверью был широкий зазор. Меня прохватывало лютым сквозняком.
— Пошли этого окаянного ко всем чертям!
— Не могу, честное слово дал.
— Освобождаю тебя от честного слова. Беру на себя все твои грехи. Ведь он опоил тебя вонючей жидкостью и ограбил.
Старик опустил голову:
— А кто освободит меня от векселя? Церковный староста похитрее нас с тобой. Взял с меня вексель на тридцать рублей. Хорошо еще, что позволил на льне отработать... Не так много здесь осталось... А в суд подаст — он и Толэ уведет... Ты только дома помалкивай... Помалкивай, сынок... — Отвернувшись, дед вытер глаза рукавом. — Пожалей наших женщин.
— Слушай, дед, давай я тебе помогу. У меня руки привычные к холоду. Вдвоем быстрее это дело с плеч свалим, — предложил я.
— Нет-нет, — решительно возразил дед. — Какой из тебя трепальщик? Таким тяжелым трепалом только пальцы отобьешь. Не так уж дело плохо, как ты думаешь. Я часто отдыхаю... Пойдем...
В риге в печи тлели угольки. Старик подбросил на угли два еловых поленца.
— Видишь, я здесь как в раю: с минуту поработаю, с часок отдохну. Жаль, брюквы нет: ты небось и не знаешь, что на свете нет лучшего лакомства, чем испеченная брюква.
Так было всегда. Как ни трудно приходилось моему деду, его не покидало чувство юмора. Тут же рассказал он мне, как земгалец и курземец подрались из-за этого лакомства. Курземец предложил: «Испечем бушму!» А земгалец в ответ: «Дурак ты этакий, лучше брюкву!» Пока выяснилось, что это одно и то же, они надавали друг другу тумаков.
Он хотел было еще что-то рассказать, но, посмотрев на меня, осекся:
— Что с тобой?
— Дед, не знаешь ли, где Швендеры самогонку гонят?
— Тут в одном месте... — Старик уклонился от прямого ответа.
— А тебе не приходило в голову самому гнать? Мой дед вскочил, как от укуса шершня:
— Ты чего это меня позоришь?
— Если Швендер, церковный староста, слуга господа бога, спаивает народ, почему нам нельзя? Бабушку нарядим в шелка, как Николай Второй свою мать Марию Федоровну...
— Роб, уймись! — жалобно проговорил дед. — Самогонщик хуже, чем грабитель с ножом.
— Тогда давай разнесем их аппарат в куски... все медные трубочки разломаем или погнем.
— Парень! — строго сказал дед. — Даже не заикайся об этом! Ты, должно быть, не знаешь, что всего опаснее связываться с фальшивомонетчиками и самогонщиками. Как-то один лесник набрел за Смольянами на молодчиков, делавших золотые деньги, и пропал, словно в воду канул. Только позднее слух прошел, что они бросили его в печь и сожгли...
— Но, дед...
— Как только Швендер хоть вблизи заметит тебя — вырви мне язык, если вру, — они вдвоем с сыном схватят— и в кипящую брагу. Даже волку не достанется поглодать твоих косточек.
Удрученный и мрачный, сидел я рядом с дедом.
— Почему замолчал?
— Ничего, задумался просто.
— Что там голову ломать! В ригу обычно приходят греться.
— Неужели на этих живоглотов не найти управы? Дед молчал...
В последние дни у меня все вертелся на языке вопрос, и я вдруг брякнул:
— Скажи, что ты делал в Пятом году?
— Ага, вот о чем ты задумался! Я на эти бунты больше не надеюсь.
— Не надеешься? Почему?
— Эх, молодо-зелено! Что ты понимаешь? Ну, скажем, спихнут большого царя. После такого кровопролития все может случиться. Уж тогда, в японскую войну, он чуть удержался. А маленькие царьки нас по-прежнему будут лущить.
— Какие маленькие царьки?
Вроде Швендёра, Тетера и Шумана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139