— А знаете, чем он обрадовал друзей в первом же письме?— В глазах Михаила Михайловича промелькнули озорные огоньки.— «Птичка приготовилась к полету». Паспорт, значит, раздобыл, скоро раскланяется: «Будьте здоровы, господ,! жандармы И пшики, скачите во все концы, Россия большая, Л я спешу снова раздувать костер...» Где неважно. Народу огонек везде нужен. Вот вам и потух!
Бывший механик улыбнулся. Мне почудилось в этой усмешке: «Эх, Букашка, куда тебе до Тихона!»
Разговор оборвался. Растянувшись на траве, Дударь наблюдал за муравьем, ползущим по рукаву.
— Итак, Роберт, в сумерки нам придется проститься.
— Михаил Михайлович...
— Оставим это, Роб... Но вы могли бы сделать еще одно доброе дело: достаньте красной материи.
— Опять для какого-нибудь маскарада?
— Нет. Для красного знамени. Вы слышали о Ботов-ском имении?
— Километров пятнадцать отсюда в сторону Орши.
— Что вы еще знаете о Ботове?
— У меня там нет никого знакомых.
— У меня тоже. Но я знаю, что в километре от имения на кладбище похоронены два революционера-батрака. Они были убиты полицией. Несколько лет подряд на сосне у кладбища взвивался красный флаг. В это примерно время, летом...
— Михаил Михайлович, то были подпольщики?
— Да, Роберт.
Нелегко было разыскать в нашем хозяйстве красную материю. Бабушка два раза перебирала содержимое коричневого сундука — того самого, в котором когда-то хранилось ее приданое. Попадались разноцветные куски материи, оставшиеся от сшитых некогда кофт и юбок, но не красного цвета. Бабушка сетовала: почему не сказали, когда посылала Зенту с запиской в Богушевск к матери. Лизе уж где-нибудь нашла бы...
Вернувшись к Дударю, я печально проговорил:
— Михаил Михайлович, не подумайте чего-нибудь плохого...
Дударь, удобно устроившись, лежал на солнцепеке и спокойно обрывал листья с ветки вербы.
— Сам виноват: слишком поздно пришло в голову. Жаль, но на нет и суда нет.
— Михаил Михайлович, денька через два я достану красную материю и вывешу флаг!
— Вы? — Лицо Дударя оставалось спокойным. Помолчав, он прибавил: — Это потруднее сделать, чем, скажем, броситься с бомбой под царский автомобиль...
Я покраснел, как мальчишка, которого уличили в нехорошем поступке.
— Ах, с этим царем... Я тогда еще был глуп...
— Мой милый, я не сомневаюсь в вашей смелости. Но когда нет опыта... Да и можете ли вы лазить по деревьям?— Дударь пристально посмотрел на мою руку.
Только теперь вспомнил я о вывихнутом плече и советах доктора Луговцова.
— Разве обязательно забираться на самую верхушку? По-моему, главное, чтобы на той сосне появился красный флаг. А выше или ниже — не так уж важно.
Затрещали ветки. Кто-то решительно приближался к нам. Мы вскочили на ноги.
Подошла бабушка, радостно размахивая красным лоскутом:
— Все-таки нашла! Сгодится? Михаил Михайлович улыбнулся:
— Чудесно.
Старушка расположилась на траве.
— Это наволочка с баронской подушки. — Она смешивала русские и латышские слова. — Я совсем забыла о ней. Когда-то мы с Юрисом работали у одного своенравного барона. Каждый батрак должен был приобрести подушку. Когда приезжали гости на охоту, то
не только для господ, но и для каждого кучера и псаря была в нашем имении подушка. Самим нам спать на них не разрешалось. Когда мы уехали сюда, я эту баронскую подушку засунула в сундук. Как-то вытащила ее, да покойный Юрис осерчал и скинул с постели: «Не хочу набираться баронских вшей, теперь я сам хозяин!» Роб знает, какой дед был горячий. Откуда в подушке взяться вшам... Никто на нее и головы не успел положить. И вот сейчас в третий раз перебрала свой сундук, со злости бросила все обратно —смотрю, мелькнуло что-то красное. Господи помилуй, под верхней наволочкой еще одна — плотная и красная, как огонь... Я этот лоскут сейчас подрублю. — Бабушка поднялась. — Небось старый барон перевернулся в гробу...
В сумерки мы вышли из нашего хутора. Я настоял на своем и пошел имеете е Дударем до Ботова. Ваша бабушка -золотой человек. Волнуется она за вас, а ни Слова не возразила. От нее я и узнал, что завтра и Ботове ярмарка. Значит, красный флаг по-явится над могилами героев вовремя!
Летняя ночь была светла. Дударь безошибочно ориентировался в дорожках и тропинках, и я подумал: «Точь-в-точь, как мой отец». Не было случая, чтобы он, будь ночь или метель, заблудился.
Мы шагали молча, изредка обмениваясь несколькими фразами, и без приключений достигли кладбища. Было за полночь. Трава по краям тропинки пригнулась под тяжестью росы...
Дударь уверенно пошел в восточный конец кладбища. Там поднимались кверху стройные деревья; среди них была и памятная сосна. Найдя ее, Михаил Михайлович посмотрел вверх и крепко схватил меня за руку.
— Роберт! — прошептал он. — Посмотрите, посмотрите. ..
Наверху что-то тяжело билось, как крылья большой птицы.
— Флаг... красный флаг... — Дударь отошел от сосны и не отрываясь смотрел на ее верхушку.
Мы постояли у могилы павших героев. Дударь сказал вполголоса:
— Спите спокойно! Мы все-таки победим! — Потом он крепко пожал мне руку:—До свиданья, мой юный друг! Двинемся каждый в свою сторону. Нашу работу здесь кто-то уже сделал.
— А флаг?
— Утром он будет так же развеваться в каком-нибудь другом месте.
Где-то вдали на мосту затарахтела телега... Словно на крыльях летел я домой. В ушах звенели колокольчики.
Глава XXVI
Снова в Витебске. — Только ли корректор? — Стачка.
День догорал, наступила ночь.
— Не горюй! — утешала бабушка. — Из овечьего жира наделаю таких свечей — хоть на елку прицепляй! А может, из Богушевска пришлют еще бутылку керосина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139