Афонька Шмуратка подошел к неприкосновенному барчуку и согнул его в колесо.
Ну и взвыл Альфонс! Могу поспорить, выл он не только от боли, а еще и от неожиданности, от страха и злобы. Шмуратка продолжал свое дело, пока даже такой олух, как Альфонс, не догадался, что криком силы противника не убавишь, и начал предлагать ему всякое добро. Шмуратка честно выполнил уговор. Я подсчитал: Альфонс принимался орать раз восемнадцать.
Когда Шмуратка, откусывая большие куски, уплетал хлеб с медом, добытый таким необыкновенным способом, а Альфонс на скамейке всхлипывал, как побитая собачонка, я осмотрелся, нет ли поблизости Зильвестра из нашей Рогайне, и, подойдя к Альфонсу, сказал:
— Ну что, видал? Я околдовал Шмуратку и приказал ему намять тебе бока. Это только начало. Если ты еще раз попробуешь кого-нибудь натравить на меня, то пиши свое последнее прощальное письмо. Ты не думай, я не простая Букашка — я хожу во тьме мимо Варесского болота, мимо сарая Зудрагов и мимо Загожского кладбища! И каждый раз здороваюсь со всеми призраками и нечистью... И еще... Если ты, негодяй, — продолжал Я, — снова вздумаешь оговаривать меня у себя дома, я напущу на тебя всякую хворь! Смотри, сегодня же скажи своим, что наврал и что я не нападал на тебя и не мучил!
Никогда не встречал такого жалкого труса! Я долго говорил, гораздо дольше, чем рассказываю теперь. Как только Альфонс увидел, что, кроме силы денег, появилась еще какая-то ему непонятная другая сила, он за-: дрожал как осиновый лист и стал божиться, что вовек не тронет меня. Более того, он пообещал дать Шмуратке
котлету, чтобы тот в трудную минуту защищал меня.На это я гордо ответил: «Обойдусь собственными силами! И троим таким, как Шмуратка, со мной не справиться!»
Тогда бедняга попросил совета, как быть с домашними. Он вовсе не говорил, что у меня в руках был шкворень. Про шкворень мать сама придумала.Я заявил: пусть делает как хочет, только он должен непременно признаться дома во лжи. Альфонс взмолился: на что это будет похоже, если теперь сказать домашним, что вообще ничего не произошло! Я стоял на своем.
Тут Альфонс вытащил из своей школьной сумки сверток, в котором был хлеб с мясом и хлеб с медом. Я подивился: ну и обжора! Развернув сверток, он оглядел еду жадными глазами и дрожащей рукой протянул мне самое вкусное — хлеб с медом.
Искушение было велико. В желудке урчала целая стая голодных волков, и если бы я не закрыл глаза, то едва ли удержался бы, чтобы не вонзить зубы в предложенный хлеб. Я сознавал, что должен закрепить победу, а не то опять начнут сгибать в колесо, и тогда уж ничто не спасет меня. Я взял хлеб с медом спокойно — по крайней мере, у меня не дрожали руки, как у сытого Альфонса, — отворил дверцу печки и швырнул толстый ломоть в золу.
После этого я гордо повернулся И сел на свое место, не взглянув на Альфонса.Но голод не желал считаться с моим мужеством и отомстил мне так же, как я отомстил своему врагу. На большой перемене мне не оставалось ничего иного, как жадными глазами смотреть на товарищей. Какую бедность увидел я! Уж у меня бывал скудный обед: ломоть хлеба, творог, соленый огурец, картошка... А сейчас я заметил: мало кто ел творог, мало у кого положен на хлеб кусочек копченого сала величиной с бобинку— у большинства конопляная толчонка, селедка или печеное яблоко.
Двое очень важничали: Андрюша Добролюбов с треском раскусывал жареный горох, словно стрелял из пистолета, Алеша Зайцев долго размахивал маленькой щукой, прежде чем съесть ее. Некоторые просто ма-
кали клеб в соль и запивали холодной водой, зачерпнутой в ушате.Почему ты не обедаешь? — спросил меня Яша Ходас, мой маленький друг из первого отделения.
Было стыдно сознаться, что ушел из дому с пустыми руками. Поэтому я сказал, будто в дороге на меня на-пали злые собаки: пришлось скормить им весь хлеб, иначе от них не отбиться и не убежать.
— С собаками шутки плохи, — ответил Яша и дал мне ломтик хлеба: — На, ешь.
Я чувствовал себя неловко — ведь у него самого оставалось немного. Но Яша не слушал моих отговорок.
Я знал о так называемом «голодном» хлебе, в который примешивают мох, опилки и всякие листья. У нас нарочно хлеб передерживали в печи, пока корка не обугливалась. Нам тоже редко приходилось есть свежий хлеб: мол, свежим не насытишься. И все-таки мы ели настоящий хлеб. А Яшин «голодный» хлеб был очень горький и колол горло, будто в нем запечены мелкие иголочки.
— А с чем он — с мякиной?
— Сегодня с мякиной, — ответил Яша. — Но моя мать не как другие — она умная. Наши соседи, с осени едят чистый хлеб, а к весне им есть нечего; а моя мать один раз печет хлеб с льняным семенем, другой — со свеклой, третий—с мякиной. Поэтому нам хватает до нового урожая, да и ешь его с большей охотой, когда каждый раз подмешано что-нибудь другое.
Я посмотрел вокруг — какой же хлеб едят те, чьи матери не такие умные, и увидел, как мало хорошего хлеба у наших учеников. У большинства были какие-то лепешки из всякой всячины. Кусочек хлеба, данный Яшей, был невелик, но стало веселей и теплей на душе.
Глава XI
Испорченные башмаки. — Знаменитый батюшка Онуфрий — И будешь дурацким!» — Слезы, которыми можно вымыть класс. — Маленький Яша дрожит и трепещет.
С кого дня мы с отцом долго были не в ладу. На-верное, домашние упрекнули отца, что из-за него мал. чишка убежал в школу как полоумный. А дедушка пошел на хутор Шуманов разузнать, что же, наконец, случилось в школе.
Шуманы говорили об испорченности молодого поколения, которое благодаря школе сбивается с истинного пути. Дедушка спросил, что натворил их Альфонс:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139