Хоть пень и высохший, но большой.
Долго у нас никто не мог заснуть. Даже Зента, которая обычно, возвратясь из города, бросалась в кровать и сразу засыпала. Только бы дождаться письма от отца... Наконец бабушка, встав с постели, погладила по голове девочку:
— Дитятко, отец вернется...
Девочка скоро заснула; только бабушке не спалось. Короткая летняя ночь показалась нам длинной, как пыльное шоссе.
Спозаранку я пошел с косой на короткой рукоятке и маленькими граблями убирать рожь. Ржи было немного. .. два небольших клочка, засеянных еще дедом. Бабушка пыталась отговорить меня:
— Подождем, пусть рожь наливается.
— Ждать нечего, — ответил я. — Был бы хорошим косцом, а то, пока приспособлюсь, как раз время и подойдет.
Работа не клеилась. Я остановился, вытер лицо рукавом— пот лил градом. Что такое? Не везет, да и все тут! Проклятые стебли — тянутся, заплетаются. Надо спросить бабушку, в чем здесь секрет. Может, коса не так насажена... может, размахивать не умею...
Приходил Шуман — узнать, что слышно на фронте. Я рассказал. Но заговорить о своих неудачах, попросить совета у кулака не хотел. Нет, только не это!..
— Бог в помощь!
— Добрый день, матушка Залит! — радостно воскликнул я.
Да, это была Альвина Залит.
— Ну, как дела?
— Плохо, матушка Залит, как у барана в саду! Куда мордой ни ткнешься — везде шипы да колючки.
— Дай-ка мне косу. Посмотрим!
Не возразив ни слова, я протянул ей косу и грабельки. Альвина по-мужски поплевала на руки и двинулась вперед широкими шагами.
«Шшш... шшш...» —зашипела коса, и срезанные стебли спокойно валились под прямым углом к несжатой ржи. Вскоре образовался ровный прокос.
— Матушка Залит,—сказал я, взяв косу, — представьте себе, что я в первый раз вышел косить рожь: поучите меня!
Альвина посмотрела, как я работаю, и сказала:
— Не сгибайся в дугу. Нагибаться-то надо, но не так сильно, как березка под ветром на холме. И руки у тебя не гибкие, размахиваешь ими, как семафор, — вверх, вниз. Нажимай больше на пятку косы! Грабельки пускай свободнее и не так высоко...
Запыхавшись, подбежала Зента:
— Роб! Иди скорее домой!
— Что такое? Дом горит?
— Там тебя дожидается черный человек. Пришел и сидит... Бабушка покормила его, сказала, чтобы уходил. А он ни с места, сидит и все крестится, все крестится...
— Крестится?
— Это, должно быть, тот самый монах, что и ко мне заходил. Я закричала: «Нам здесь молельщиков не надо!» — сердито рассказывала Залит.— Как закричала, так черный убрался. С виду больной, слабый, а глаза, точно у волка, горят, на ругань не отвечает — знай, крестится да крестится. Сходи-ка домой, Роберт! Этот монах может бабушку напугать. Обратно не спеши — я пройду несколько рядков.
Бабушка неважно говорила по-русски. Ей не отделаться от монаха. Да и вообще я не мог терпеть духовного сословия, монахов — в особенности.
— Где этот черный ворон, еще не ушел? — спросил я у бабушки, которая мыла в кухне глиняную посуду.
— Нет. Сидит у печки и все крестится. Я распахнул дверь в комнату:
— Послушайте, в этом доме вам не дадут ни корочки. Убирайтесь в болото, там вас ожидают такие же вороны!
Монах устало поднял голову. Я застыл в изумлении:
— Михаил Михайлович...
— Тесс... Роберт, я вас еле нашел.
Осторожно взял я нежданного гостя за руку, бледную и изможденную.
— Что с вами?
— Только что вырвался из ловушки. Меня ранили саблей... Надо отлежаться где-нибудь в укромном месте... Но — тсс!.. Вы меня поняли?
В кухне, словно колокольчик, зазвенел голос Зенты. Приложив палец к губам и прошептав: «Еще чуточку терпения!» — я выскочил из комнаты.
— Зенточка, сбегай на поле и скажи матушке Залит, чтобы она меня не ждала — пусть бросает косить. Я немного провожу этого папашу: он словно не в своем уме... заблудился...
Сестренка убежала. Я не терял ни минуты. Без помощи бабушки не обойтись. Но, если бабушка даст честное слово, скорее в гроб ляжет, чем подведет.
— Бабушка, пойди сюда, я тебе что-то скажу!.. Когда Зента вернулась, Михаил Михайлович Дударь
был уже устроен в кустах за погребом. Девочка получила новое приказание — на этот раз от бабушки:
— Зенточка, я давно уже смотрю: что за пара рукавиц осталась у нас после похорон деда? Сбегай-ка к Зильвестрам, узнай, не их ли рукавицы. Если не их, добеги до Клотиней. А уж если никто своими не признает,— что делать, неси обратно. Осмотрев рукавицы, девочка удивленно подняла брови:
— Бабушка, ты сама их вязала! Я тогда еще в школу не ходила.
— Нет, внучка, те были почти такие же, да не совсем. Разве не знаю я свой узор! И синяя шерсть у меня была посветлее... Сходи, сходи...
В следующую минуту резвый посланец уже мчался так, что только косы прыгали, как заячьи уши. Дударь, оказавшись в безопасном месте, сразу впал в беспамятство. Его можно было поворачивать с боку набок, как младенца. Пока бабушка рассматривала нежданного гостя, я наговорил ей с три короба: этот человек, мол, в трудную минуту кормил меня, отогревал, одевал...
В то время нелегко было найти врача, поэтому в каждом доме в Рогайне был в запасе хинин, раствор карбог ловой кислоты и лекарство от глистов. Найдя место, где удар сабли рассек плечо Дударя, которого я назвал Петровичем, бабушка распорядилась:
— Не трещи-ка, лучше воды вскипяти! В клети в коричневом сундуке у меня чистые льняные тряпочки... Да нет, я сама, ты не найдешь... Поищи ножницы! — Она говорила коротко и строго.
Через час больной был приведен в порядок. Бабушка ухитрилась даже надеть на него, одеревенелого, белую рубаху. Осторожно подобрав кровавые лохмотья, она приказала:
— Пока печь не остыла, сожги все до последней ниточки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139