В ответ услышал: «Нужно было раньше думать, как вовремя попасть домой, и не лентяйничать».
«Штрафные» работы полагалось отнести учителю на квартиру, причем всем троим вместе. Митрофан Елисеевич не впустил нас к себе, и мы, дрожа от холода, оставались на улице, пока он проверял тетради. Мы стояли словно на горячих углях, но учителю некуда было торопиться, и нам не оставалось ничего иного, как терпеливо ждать у крыльца.
Когда я подходил к хуторам нашей Рогайне, на небе уже зажглись звезды. Я не боялся привидений, но в послсднее время в лесах появились волки, а они были далеко не так миролюбивы, как покойники в белых саванах. Я брел спотыкаясь, и, словно во сне, чудилось, что хочешь бежать, а ноги связаны.
Таинственный свет луны, разливавшийся над полями и лесами, еще больше усиливал страх. Временами мне казалось, что я иду не вперед, а назад и скоро окажусь возле той речки, где наш старый Ионатан чуть не сломал ногу, когда вез меня первый раз в школу.
И вот в темноте я оступился, упал и почувствовал в левой ноге чудовищную боль. Перед глазами поплыли зеленые и синие круги. Не было сил подняться и ступить на ногу, но мысли мои прояснились.
Что делать? До дома еще целая верста — не оставаться же здесь! Конечно, я мог завернуть в ближайший хутор, но вползти к чужим, как калека, как нищий,— нет, лучше умереть! Я знал, что уже назавтра обо мне, до сих пор никому не известной букашке, говорил бы невесть что.
Оставалось одно: добираться к себе. Собрав последние силы, я поднялся и заковылял, но шагов через десять пришлось опуститься на землю и двигаться дальше то ползком на четвереньках, то через силу вставая на ноги.
Право, не знаю, чем бы все это кончилось. Моя одежда была в грязи. Я то и дело поднимал голову — не виден ли сарай Зудрагов, где еще придется переобуваться. Об этом я не смел забыть, даже если бы повстречался с волками.
— Как это тут?
Я вздрогнул от неожиданности и растянулся во весь рост. Человек, так сильно меня напугавший, подошел и нагнулся ко мне.Да ведь это дядя Давис! Он ходил на гумна богатеев трепать лен и каждый день, усталый, возвращался домой. Дядя был поражен еще больше, чем я, и едва вымолвил: «Бедняга... бедняга».
Лядя взвалил меня на плечи и зашагал к нашему дому. Я был счастлив, избавившись от физических мук, нов то же время боялся, как бы он не наговорил дома лишнего о моей слабости и беспомощности. У домашних, как известно, один рецепт: сиди дома. Поэтому я по-
просил дядю: пусть рассказывает что вздумается, взваливает всю вину на волков или на медведей, но только не говорит, что я добирался домой ползком.Он что-то пробурчал, но что именно — я уже не расслышал, уснув у него на спине. Я забыл даже о том, что должен переобуться.Проснулся дома — и только когда меня начали разувать. Сердце замерло, когда я увидел на своих ногах мокрые лапти.
Пришлось во всем признаться. Трудно представить себе, что случилось бы, не будь здесь дяди Дависа. Он так смеялся над каждым моим словом, что казалось — вся комната ходуном ходит. Когда я рассказывал о каше с салом и о предательских грызунах, дядя даже попросил воды, а не то, мол, он задохнется от смеха. А когда дошел до сена, мха и лаптей, Давис от восторга воскликнул:
— Ай да парень! Прямо-таки черт, а не парень! Что ты скажешь? Вот голова!
Домашние были в недоумении: они не собирались хвалить меня, как дядя Давис, но и ругать в присутствии моего спасителя тоже, должно быть, не посмели. Правда, дедушка вставил словечко, что я горазд на выдумки, но остальные молчали.
Вдоволь насмеявшись и напившись воды, дядя Давис спросил серьезно: неужели они слепы и не видят, как мальчишка мучается?
Я хотел его прервать: такие речи, по-моему, никак не могли пойти мне на пользу. Но дядя Давис отмахнулся и еще больше возвысил голос:
— Нельзя допустить, чтобы такой паренек погиб. Ведь из него выйдет ученый человек, только надо лишний раз пошевелить мозгами. Неужели нельзя подыскать в Аничкове кого-нибудь, кто приютил бы Роба?
Отец и мать молчали, не зная, что ответить: ведь не могли же они так, сразу, согласиться с Дависом Каули-нем—это было бы не солидно. А дядя заключил еще энергичнее:
— Надо подыскать!
— Да разве там будет лучше?—нашлась наконец мать. — Сейчас Роб утром и вечером ест горячую пищу, да и пройдется по свежему воздуху. А у аничковцев?
Кто там ему сварит? Всю неделю придется есть всухомятку — совсем зачахнет...
Что касается еды, то это правда: дома я получал горячий суп или щи. Но, когда дядя Давис, прищурившись, спросил мое мнение, я с трудом выдавил:
— Лучше ночевать в Аничкове.
Весь следующий день пришлось лежать —ушибленная нога болела так, что я не мог двинуть ею. Но вечером стало легче, и наутро меня уже нельзя было удержать дома.На этот раз меня сопровождал отец, который нес мой мешок с припасами на неделю и должен был найти мне пристанище. Лишь только прозвучал звонок на урок, отец сообщил, что меня согласился приютить школьный сторож — Иван Иванович Чвортек. За это надо уплатить полтора рубля, и мне иногда придется помочь ему убрать школу.
В класс я поплелся как человек, ослепленный вспышкой молнии. Что за молния поздней осенью? — спросят меня. Поверьте, в тот миг впервые, словно при вспышке молнии, я увидел, как по заросшей щеке отца покатилась слеза. Я уже готов был закричать: «Папа, подожди, пойдем оба домой!..»
Отец посмотрел мне в глаза, вздохнул и, сутулясь, зашагал...
В моей школьной жизни началась новая полоса.
Глава XIII
Я не хочу быть лягушачьим королем. — В доме Чвортека.
Чвортек жил при школе. За два рубля в месяц он выполнял обязанности сторожа и уборщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139