Она вытащила из большой плетеной корзины другой кирпичик масла и пробормотала:
— Мы ведь с Минной пошутили только... скуки ради, чтобы мамаша не ходила на рынок без провожатого. У них в семье все без головы, что ли, — пустили старушку в это вавилонское столпотворение! Подскочит воришка да выхватит узелок из рук... Разве мало здесь всяких проходимцев шляется... —Широким ножом она рассекла надвое восково-желтый кирпичик и воскликнула льстивым голосом: — Глянь-ка, глянь — товар первый сорт!
Розалия осторожно вложила кирпичик в руки матушки Скайдынь, будто это было не масло, а новорожденный ребенок.
Какое лицемерие! Какое бесстыдство! Я задохнулся от гнева, но не успел ничего сказать — кто-то потянул меня за рукав:
— Довольно, Букашка.
Я резко повернулся и покраснел. Передо мной стояла Соня Платонова.
— Возьми бидон, идем.
Мы молча прошли мимо тех мест, где обычно стояли городовые, сверля взглядом прохожих и проезжих.
Я удивлялся: куда на этот раз девались усатые блюстители порядка, увешанные револьверами и саблями? Конечно, не так уж приятно смотреть на их рыхлые физиономии... но что это могло означать?
Завернув в последний переулок, я замедлил шаг.
— Соня, мне хотелось поговорить с тобой...
— Ну что ж, мы ведь сейчас дойдем. — Но твоя хозяйка...
— Оставь, я знаю, что делаю.
— Не мог бы я... может быть, я мог бы войти к тебе, чтобы с улицы никто не заметил? У меня есть основательные причины... Потом скажу... Может, со стороны сада?
Девушка пристально посмотрела на меня и улыбнулась:
— Не выдумывай, входи смело!
Соня оставила меня в своей комнате и заспешила с покупками в кухню. Я присел к столу, осмотрелся вокруг: кровать, платья в углу, несколько простеньких картинок на стене, полка с книгами... Посмотри-ка, собрала не только учебники, но и сочинения классиков в издании «Универсальной библиотечки».
На столе — чернильница, ручка и тетради. Я хотел было подняться, подойти к книжной полке. Но машинально взял промокашку, нечаянно всмотрелся в нее и заметил отпечаток неразгаданной заглавной буквы «Д» из лопатовской прокламации.
Так вот кто писал ее! Осторожно, как драгоценность, положил промокашку и облокотился на край стола. Память, что ли, у меня ослабела? Ведь в Рогайне, между старыми тетрадями, хранится в сундучке листочек с Сониным стихотворением. Я знал его наизусть. Как же не вспомнил?
Соня возвратилась.
— Скучаешь? Потерпи. Принесу чай с бутербродами.
— Интересно, почему, возвращаясь с базара, мы не встретили ни одного городового? — начал я разговор издалека.
— Да ведь сегодня в Витебск прибыл царь.
— Царь?
— Что, хочешь бежать на Дворцовую площадь и кричать «ура»?
— Ты не шути! — Я крепко схватил девушку за плечи. Соня высвободилась из моих рук:
— Не понимаю, что тебя волнует. О приезде царя полгорода знает. А на рынке народу как всегда. Может быть, на Дворцовой на два десятка больше. Сегодня в соборе и вокруг собора вес генералы, чиновники, помещики, коммерсанты, полицейские, архиерей, губернатор...
— А другие тоже могут увидеть царя? — лихорадочно спросил я.
— Только святой дух летает в виде голубя. А царь ездит в автомобиле. Если в самом деле он тебя так интересует, сбегай на Дворцовую... Ой, из-за этого коронованного осла мы и про чай забыли! — спохватилась Соня и выбежала из комнаты.
Лицо мое пылало. Все муки, слезы, все грязное и подлое, черное и кровавое — все для меня было слито в одном слове: царь. В ушах звучали окрики жандармов, перед глазами стоял избитый Цирвис...
Соня внесла чай и, накрывая на стол, весело болтала о прошедших днях. Заметив, что я мрачен и молчалив, она спросила:
— Что с тобой?
Меня удивляла Соня: почему она так спокойна? Я приподнялся и сказал:
— Соня, стрелять я не умею. Достань мне бомбу.
— Что ты с ней сделаешь?
— Освобожу Россию от векового проклятия! — с горячностью ответил я.
— Интересно, каким образом?
— Брошусь с бомбой прямо под царский автомобиль. Пусть Николай Второй погибнет так же, как и Александр Второй!
Девушка разлила чай в кружки и насыпала сахару.
— Садись. Закусим, поговорим.
— А насильник в это время спокойно уберется из собора... Нет!
— Садись, анархист! Иначе с тобой и разговаривать не буду! — прикрикнула на меня Соня.
Пришлось снова сесть. Я взял ложку и начал размешивать чай. Почему ты именно у меня просишь бомбу? Я укоризненно покосился на нее:
- Ведь ты бунтовщица. - Как это так?
— Не нужно играть в прятки!
— Что ты болтаешь?
- Соня, ты мне не доверяешь? Хорошо...— Я отыскал промокательную бумагу и ложечкой показал на предательское «Д».
— Ничего не понимаю...
— Разыщи серенький листок... с заголовком: «Товарищи рабочие и крестьяне...»
— Да! — поднялась Соня. — Надо посмотреть, что делается в духовке. Скоро явится хозяйка. В придачу к плате за квартиру помогаю ей по дому.
Девушка вышла. Щелкнул замок. Я вскипел. Как она смеет держать меня под замком? Этого нельзя простить даже Соне. Я надел полушубок и нахлобучил шапку.
Возвратилась Соня:
— Что с тобой?
— Ты мне не доверяешь. Разве я... я...
Она стащила с моей головы шапку, торопливо расстегнула полушубок:
— Доверяю. Доверяю именно, как ты говоришь,— В бунтовщицких делах. Но не доверяю...
— Все-таки не доверяешь?
— Не доверяю, когда ты делаешь глупости.
— То есть?
— Боюсь, что убежишь к собору. Мы снова уселись у стола.
В двух словах я рассказал о себе, передал сообщение студента о Цирвисе, Трофиме, Рафаиле и о каком-то меньшевике «Последняя четверть».
— Вот за это спасибо, Букашка... от всех нас спасибо!
Соня снова принялась ругать меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139