— Мужлан! — осердился поп. — Я всех своих прихожан знаю как облупленных.
— Послушайте, батюшка, — сказал Воробьев, — вы же на уроках закона божьего также попритихли. Это что же, по старости или тоже инструкция?
— Он еше зубы скалит, учителишка этакий! — вскочил полицейский. — Вы что, не знаете: батюшку нашего чуть гранатой не подорвали! Не знаете? Отец Онуфрий поздней иочью возвращался из Орши... Подождите, батюшка, что вы там продали на рынке?.. А, вспомнил, на поросенка лисью шубу выменяли... Вдруг в лесу кто-то хватает лошадь под уздцы и грозит; «Ежели ты еще раз попробуешь бить детей, мы тебя гранатой подорвем!»
— Помолчи, Назар, ты пьян!
Послышалась возня, в шуме ничего нельзя было понять. Наконец поп навел порядок и начал обстоятельную речь. Вот чьей выдержке можно было позавидовать! Хоть и пьян, а хорошо соображал.
— Мы все суть друзья порядка и поэтому протянем руки друг другу. Митрофан Елисеевич, знаешь ли ты, что недавно в Витебске арестовали некоего Тихона Боброва. .. он учился в аничковской школе, у тебя. На Лопа-товской лесопилке самые неблагонадежные, как раз из нашего прихода, — тоже твои ученики. Понимаешь ты это, Митрофан Елисеевич? Пенсии ради понять должен.
Отец Онуфрий гозорил медленно, подчеркивая каждое слово. Учитель молчал.
Тихон арестован! А Соня? Неужели и она? .. Неужели и на нее, как град, сыплется омерзительная ругань?.. Неужели и к ней притронулись отвратительные лапы жандармов? У меня кровь прилила к голове. Крепко стиснул зубы — только не выдать себя ни стоном, ни криком. А из комнаты доносился ненавистный елейный голос: .
— Не думай, Митрофанушка, я не дурак, я даже стрелять научился. Видишь? .. — Последовала пауза. Священник, должно быть, вытащил оружие. — Береженого бог бережет. Ох, не из-за угроз этих бандитов третью неделю никого пальцем не тронул! Не помысли, что я трус. Может быть, я этих сопляков иной раз конфетой угошу, даже по головке поглажу. Будем, Митрофан Елисеевич, мудры, аки змеи, и хитры, аки лисы. Тому нас святое писание учит. Будем почаще разговаривать с ними. «Ну, детки, что пишут с фронта? Не замечали в селе чужих дяденек? Все ли у вас богу молятся? Висит ли портрет царский на стене?» А вот как все грозы отшумят и тучи разойдутся, тогда... тогда мы получим пенсии, медали и запоем по-иному: «Прочь с дороги! Шапки долой!»
На прощание поп еще раз напомнил:
— Митрофанушка, не смягчай сердца своего...
Выпущенный из плена, я тихо спросил;
— Митрофан Елисеевич, знаю я того солдата, о котором вы рассказывали?
— Знаете.
— Скажите, как его зовут? Честное слово, я.
— Верю. Это был Афонька Шмуратка. Помните несчастного паренька, которого я исключил из школы за то, что он якобы утащил куль сахару у лавочника Мухо-боя? Уверен был, что это неправда, но — все же исключил,..
Глава XVII
Смерть Юриса Задана. — Молитва на четырех языках. — Церковный староста удирает с кладбища.
Домой я возвратился поздно. Бабушка облегченно вздохнула:
— Слава богу, хоть одного дождались! Мы уж боялись, что оба пропали.
— Кто — оба?
— Деда тоже еще нет.
— Где же он может быть? Давно бы пора вернуться.
— Да пора бы... А ты где пропадал так долго?
— Обошел старых друзей. У Чвортеков был.
— Ну и как живут они?
— Жить живут, да не наедаются досыта.
— Что об этом говорить! Было бы на одном стебле два колоса...
— Бабушка, и тогда второй колос сорвали бы те, у кого власть и деньги...
Опорожнив миску каши, я улегся в постель. Лучину утром нащепали, но мать строго заявила:
— Не позволю портить глаза — пригодятся еще. Завтра схожу за керосином в Богушевск.
— Разве там лавочники честнее?
— Не к лавочнику. Из-под полы у одного человека...
«Из-под полы», — все чаще повторяли везде. Каждый, кто мог что-либо урвать со складов, с товарных поездов, стремился выгодно продать свою добычу.
Ночью я проснулся. В окно светил месяц... На лежанке поблескивали бутылка и пряжка пояса. У противоположной стены раздался шорох.
— Бабушка, куда это ты собралась?
— Тяжело на душе... Пойду, покличу деда. — Он же не пьет.
— Ах, сынок!..—Старушка тяжело вздохнула.— Осенью я частенько так выходила. Как-то раз дед твой чуть не остался в луже напротив Андрушка, не выйди я его поискать.
— Но ведь, бабушка, он теперь совсем не...
— Кто знает... Может, хватил стаканчик... Старичку много ли надо... захмелеет, что комар.
Я соскочил с кровати, намереваясь идти с ней.
— Куда ты? Из-за одного пьянчужки-озорника всю округу на ноги подымать!
Бабушка еше хлопотала у кровати, когда я, уже одетый, подошел к дзери.
— Захвати спички — может, понадобятся, — посоветовал я.
— Из-за него еще спички тратить! В коробке всего штучки четыре — пусть для печки поберегутся.
Со спичками было плохо Соседи бегали один к другому за «огоньком». Курильщики обзавелись зажигалками.
Мать, проснувшись, строгим голосом сказала:
— Без спичек не ходите. У меня еще штук десять в запасе. В карманы наберите лучинок.
Ночь была светлой. Близ хутора Шуманов виднелся даже собачий след вокруг сада. В одной лощине между придорожными кустами вербняка что-то чернело... Я добежал туда и плюнул, увидев старое ведро.
Шли молча и точно по уговору повернули в сторону швендеровской риги. Бабушка изо всей силы дернула дверь — заперта.
— Иди обратно, парень. Я еще постучусь к Швен-дерам.
— Бабушка, я тебя не оставлю одну.
Дом Швендеров был заперт на железный засов. В Рогайне почти у всех были деревянные запоры. Лишь немногие завели тяжелые железные — пусть приходят любые грабители: дверь развалится, а засов выдержит.
Бабушка сначала постучала посошком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139