— Хм, они могут завозить продукты из нейтральных стран.
— Из нейтральных стран?.. —протянул я. — Что же это за страны? — И как перед учителем на уроке географии стал перечислять: — На сухопутных границах Германии — Швейцария, Голландия, Дания... На морских— еще Норвегия и Швеция. Но этим маленьким странам самим своего хлеба не хватает.
— Да, странно,— усмехнулся Михаил Михайлович.— В самом деле, если подумать: откуда немцы силы берут?
— Не едят ли они русский хлеб? Не может ли случиться, что вы наблюдаете за локомобилем и пилами, рабочие пилят, брусья отесывают, я считаю, а весь наш труд использует Вильгельм?
Механик внимательно взглянул па меня и спокойно ответил-:
— А вы не знаете поговорки: «За рубль черт свою тещу задушит, за два — сам повесится»? Пойдемте домой, прохладно становится.
Больше молчать я не мог. Может быть, я своими руками помогаю рыть могилу отцу. Торопясь, рассказал механику об инженере Михно и графе Воруинском.
Так как Дударь молчал, пришлось спросить:
— Вы мне не верите?
— Почему же не верю?
— Тогда нужно что-то делать. Нельзя же терпеть, чтобы под носом у нас орудовали подлецы и предатели.
— Мне и в самом деле холодно. — Дударя передернуло. — Пойдемте в машинное отделение, отыщем местечко потеплее.
Мы повернули в мастерскую и присели на ящиках. За тонкой перегородкой урчал локомобиль. Здесь, понизив голос, можно было поговорить по душам. Дударь кашлянул.
— Посмотрите, где кайзер крепость выстроил... в Ло-патове! И механик Михаил Михайлович освобожден от службы в армии Николая, чтобы служить в армии кайзера Вильгельма! — зло съязвил я.
— Конечно, Роберт, я и сам думаю об этом... и вся Россия думает. Народ уже знает, что наша царица — чистокровная немецкая принцесса Алиса — первая шпионка и изменница. Вы вот говорите — подлецы, предатели. А началось это предательство за много лет до первого пушечного выстрела на границе. Разве, если рабочий получает рубль, а фабрикант — миллион, это не подлость? Где-то я читал, что у графа Бобринского восемьсот тысяч десятин земли, а у вашего отца в Курляндии не было ни пяди... Подлая, несправедливая жизнь загнала его в могилевские болота. Кто поручится, что сахарозаводчик Терещенко меньше гонится за наживой, чем Крупп в, Германии? Или, может быть, братья. Ивановы лучше? Эх, что говорить...
Я вцепился в рукав механика. Вывод, сделанный мною из слов Дударя, был внезапен и противоположен обычным представлениям о войне. Значит, она ведется не для защиты от. нападения, а для того, чтобы кто-то нажил доходы — все равно, в рублях или в марках. Я был вне себя.
— Так... но царица в Петрограде... А мы жикрм в Лопатове... Ведь мы живем среди предателей! Неужели некому сообщить? — с горячностью выпалил я.
— Прошлым летом наши крепости разлетелись, как карточные домики, — мрачно отозвался Дударь.— Слышал я рассказы солдат, как расправлялись со «шпионами». Повесят старика еврея только потому, что он еврей. А предатели — генералы, фабриканты и помещики — благоденствуют.
После длинной паузы Дударь проворчал:
— Ну уж если какой-нибудь вельможа совсем замарает руки, ему наденут петлю на шею для успокоения общественного мнения или засудят. Так было с военным министром Сухомлиновым. Подумай хорошенько: военный министр — предатель!
Как я ни старался понять, в его словах не было ответа на волновавший меня вопрос.
Я снова начал говорить о фирме «Братья Ивановы и компания».
— Вы все об этом.. . Что же, сообщим. Только не немке-царице и не ее ставленникам. Они нам наплюют в лицо. Они скажут: «Из России в Германию ветер соломинку не пронесет».— Дударь дружески похлопал меня по плечу. — Не народ начинал эту войну, не ему нужна она. Вот народу мы и сообщим... И, поверьте, придет время грозной мести, придет, а пока — по домам!
Меня терзало внутреннее беспокойство. «Эх, — решил я, — переночую у рабочих в четвертом бараке!»
Барак большой, темный. В обоих его концах, как светлячки, мерцали лампочки. Посреди барака топилась чугунная печь — она излучала не только тепло, но и свет, может быть, даже больше света, чем лампочки.
Воздух был насыщен запахом пота и табачного дыма. Я сел на свободную койку и наблюдал новых соседей. Днем они трудились, мерзли и потели и все же сейчас долго не унимались. Один кипятил чай в консервной банке, другой — суп в закопченном котелке, третий на куске жести пек лепешки... Слышались шутки. Через некоторое время рядом со мной присел на койку пожилой мужик. Насыпав на ладонь нюхательного табаку, он втянул его в ноздри и с видимым наслаждением чихнул несколько раз подряд.
— Паныч, ты бы рассказал что-нибудь... Далеко ли до звезд, скажем... или, к примеру, в аду —всех господ в один котел засадят али каждого в отдельном горшке варить будут?
Мне всегда была приятна остроумная беседа. Я воспрянул духом. Совсем недавно прочитал роман бельгийского писателя Шарля де Костера об освобождении Нидерландов от испанского ига. Почему бы не рассказать о похождениях и приключениях славного Тиля Уленшпигеля?
Со всех сторон меня обступили люди. Каждый рассказчик всегда подчеркивает близкое душе, самое приятное и приписывает своему герою наиболее нравящиеся ему черты. Не выходя за рамки романа, я издевался над божьим помазанником, испанским королем Филиппом II, над инквизиторами, попами, монахами... Лились желчные слова о церкви, насилии, предательстве, глупости. .. Зато образ Тиля Уленшпигеля был светел, как
солнце.За один вечер всего не расскажешь. Пришлось оборвать рассказ. Молча расходились слушатели... Меня охватило живительное волнение, когда послышались реплики рабочих:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139