Он даст тебе книжку о корректуре. Остап совсем захворал, денька через два тебе придется взяться за работу.
Как я обрадовался! Но не жалованье запало в го- лову, не мысль, что теперь стану самостоятельным. Возможно, мою радость иной назвал бы даже глупенькой, детской. В самом деле, отчего почувствовал я себя взлетевшим на седьмое небо? Отныне буду трудиться там, где делаются книги. Хватит с меня Анашкиных! В типографии, может, увижу настоящего писателя или поэта. Познакомлюсь.
Мечты о литературе вдруг потеснились. Предо мной встал образ Тихона. Укоризненно покачал дружок головой: «Не забывай о более серьезных делах!»
Что ж, одно другому не помешает...
— Доволен? — прервал мои мысли голос дяди.
— Дядя, ты продаешь меня, не спрашивая, хочу ли этого, — попробовал я в шутку разыграть •недовольного.
— Смотри-ка: петушок оперился! — Давис Каулинь многозначительно прищурил глаз. — Ну, а шпоры у него еще мягкие... придется их закалять?
Через некоторое время я попробовал начать серьезный разговор:
— Дядя, тебе что-нибудь известно о Соне Платоновой?
— Как же, известно. Девушка с карими глазами и вздернутым носом?
— Так-то ты собираешься отвечать на все мои вопросы?— спросил я с обидой.
— Почему бы и нет? Ты же сам говорил: жить интереснее, когда вокруг все таинственно. Кто знает... может, и ты теперь для кого-нибудь тайна?
— Ну и поговорили! Дядя усмехнулся:
— Пока, племяш, будешь только корректором. — На слове «пока» он сделал особое ударение.
Больше я ни о чем не спрашивал — все равно из Дависа Каулиня ничего не выжмешь.Словно на крыльях полетел я на окраину города. Вот и небольшой серый деревянный дом. Дверь открыл узкогрудый юноша с впалыми щеками:
— Прошу. Я вас ждал еще вчера.
У меня защемило сердце. Перед глазами встал образ пани Ядвиги... Да, опять домик на окраине, опять туберкулез...
Остап протянул мне книжку в потрепанной коричневой обложке:
— Руководство для корректоров.
— Спасибо. Сколько я вам должен?
— Нисколько. Ведь вы мне уже сказали спасибо. Мне его подарил мой предшественник.
В комнату вошла старушка. Затапливая печку, она воскликнула:
— А, молодой человек, так это вы будете теперь вместо Оси? Ради ваших родных, ради всего святого-— не ходите работать в типографию! Видите, мой внучек правил да правил рукописи, пока сам высох, как бумажный лист.
— Брось, бабуся! Не типография виновата в моей болезни.
— Как же нет? Был бы учителем...
— ... может быть, скорее бы с ног свалился. Лучше угости нас чаем!
Старушка ушла, сердито ворча. Синеоков откашлялся и спокойно сказал:
— Мало радости мы приносим своим близким. Да что поделаешь! В свое время кое-как окончил учительскую семинарию. Еще там заболел туберкулезом... Проработал учителем всего два года. Да чертов поп раззвонил по всей округе, что новый учитель безбожник, политически неблагонадежный, что такого только на кресте распять! Ну и распяли — уволили с работы. Да ведь есть-то нужно!
Остановившись у окна, Синеоков задумчиво продолжал:
— И все-таки работа корректора не так уж плоха. Вот только зрение портится. И потом, в типографии Бру-скина работы немного... сможете романы почитывать. А я скоро поеду в деревню. Приглашают бывшие ученики. Хоть и не очень-то они богаты, все же в деревне мне станет лучше.
— Что это за типография Брускина? — спросил я. Синеоков усмехнулся:
— Небольшое предприятие. Брускин ведь чего только не испробовал! Даже торговлю колбасой и окороками. Сейчас вот взялся за типографию. По-моему, дело у него пойдет. Собирается издавать дешевую, популярную газетенку. ..
— И господин Брускин примет на работу именно меня?
— Разумеется!
«Разумеется» — обыденное словечко, но Остап его непривычно растянул, словно вкладывая в это простое слово какой-то особый смысл.
— А к кому мне обратиться?
— К Максиму Филипповичу Абрамову. Это старший наборщик, верстальщик... а когда Брускина нет —и приемщик заказов.
Старушка внесла небольшой, обернутый тряпкой самовар — старый, без обеих ручек. Синеоков оживился. Бабушка достали хлеб, творог, сахар, а внук разлил чай в стаканы.
— Выпьем за здоровье нового корректора!
— Ося, тебе бы все шутить... Молодой человек, не советую вам идти на эту работу!
— Пейте, Роберт...
Выпив чаю, Синеоков перевернул стакан вверх дном в знак того, что больше пить не будет.
— Хочу рассказать вам поучительный случай из истории корректуры!
— Ося, ты опять про царя...
— Не бойся, бабуся, ничего не будет... Этот рассказ, Роберт, передается каждому начинающему корректору. Слушайте! Как известно, царь Николай Второй короновался в 1896 году. В официальном сообщении о коронации, между прочим, была фраза: «Царь возложил на себя корону». В одной демократически настроенной газете эта фраза была напечатана следующим образом: «Царь возложил на себя ворону». Можете себе представить, что за скандал разразился! В следующем номере появилась поправка: так, мол, и так, по вине корректуры допущена досадная опечатка. Напечатано: «Царь возложил на себя ворону». Следует читать: «Царь возложил на себя корову».
На прощание Остап крепко пожал мне руку:
— Вам повезло. В типографии Брускина рабочих немного, но очень дружный народ.
— Ося, не стой в дверях — сквозит. Вздохнув, Синеоков прибавил:
— В деревне я в самом деле скоро поправлюсь.., На улицу я вышел с потемневшим лицом. За дверью остался славный человек. Но как он измучен, какой больной...
Из разговора с ним я понял, что все мои мечты — мыльные пузыри. От него слышал одно: корректор да корректор. Ни малейшего намека, что мне поручат кое-что еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139