Ц Ну, уже можно вынимать? Ц весело спросил у меня Георг.
Я прекрасно знала из его фантазий, какое зрелище меня ждет. Но одно дело Ц
через чье-то восприятие, а другое Ц увидеть самой.
Обвисшую Соньку, как чудовищную дохлую рыбину, выволокли на берег, Рот ее
все еще был распахнут, но вместо слов из него сыпались только белые чисты
е песчинки.
Ц Вот так и ты будешь лежать! Ц похохатывая, объявил мне Георг, Ц А внут
ри у тебя будет…
Он коротким резким движением рассек ножом грудь мертвой служанки Ц чер
ез ребра, до легких. И оттуда, вместе с горячей еще, алой кровью, потекли стр
уйки все того же песка. Они весело искрились на солнце, их было много, очен
ь много Ц легкие бедной девушки были битком набиты киршагским песком.
Ц Гляди, княгиня, гляди! Ц иезуитски поворачивал мою голову к мертвой С
оньке Георг, заставляя смотреть, Ц Будешь, как она, задыхаться, будешь рт
ом воздух хватать! А воздуха-то того и не будет, один только песок. Ужо нады
шишься им!…
Кавустовское подлое торжество было столь мерзким, что даже некоторые из
лыцаров его сотни не выдержали, отвернулись. И один из отвернувшихся уви
дел.
Ц Георг! Ц закричал он Ц Всадники! От Киршагского кремля скачут!
Ц И что? Ц презрительно спросил Георг, с неудовольствием прерывая сцен
у своего торжества.
Ц Надо бы отступить к лесу, Ц неуверенно предложил все тот же лыцар. Ц Н
еудобно здесь оборону держать…
Ц Ладно, Ц согласился Георг, Ц Только сперва утопим княгиню. Вяжи ее!
Всадники и правда быстро приближались. Я уже видела даже жидкий пыльный
шлейф, остающийся после конских копыт в хрустально-чистом воздухе Ц Бы
стрее давай! Ц заторопился Георг, Ц Посередке обязательно! За эту верев
ку и будем вытаскивать! Я непременно должен увидеть, что она сдохла! Что то
чно сдохла, что навсегда!
Меня грубо, больно ухватили чьи-то железные пальцы, далекий четкий гориз
онт вдруг ушел вниз. Потом вверх. Снова вниз. Меня раскачивали
И вот никто уже не сжимает мои лодыжки, не стискивает плечи. И я лечу Ц лег
ко, свободно! И думаю только об одном: не дышать! Ни в коем случае! Не достави
ть Георгу счастья видеть мой труп, накачанной песком!
С чего вдруг такое упрямство? Но я выдерживаю. Не дышу. И улетаю в темную, со
вершенно мне не сопротивляющуюся глубину.
Солнечный, разноцветный мир исчезает. Прекращает свое существование. За
моими закрытыми веками Ц там, снаружи, наступает непроглядная, бесконеч
ная чернота. В которой нет печали, нет тоски, нет горя Ц нет жизни.
Последнее, что я могу еще ощутить, Ц покалывание мелких киршагских песч
инок, щекотно обволакивающих мое лицо.
Но потом и это временное неудобство растворяется в черном небытии…

Часть 2
НИЧЕГО НЕ СКЛЕИВАЕТСЯ

Случается, что люди умирают, и на том все кончается. Но у меня-то было по-др
угому! Мне все время что-то мешало.
Сначала Ц постоянный, непрекращающийся шелест. Он никак не давал сосред
оточиться на смерти, принять ее прекрасную безмятежность.
Потом (через пять минут или через пятьсот тысяч лет?..) к шелесту добавилос
ь беспокойное хождение Ц из стороны в сторону, туда-сюда. Кому-то очень н
е сиделось на месте, и я не могла понять Ц чего ему не сидится?
Суета! Суета сует и всяческая суета. А я так надеялась от нее избавиться!
Вообще-то это легко сделать Ц стоит только избавиться от самой себя. Отс
тупить в сторону Ц и темнота сразу сомкнется вокруг, а ты Ц та, которая о
сталась, после того как я ушла, Ц так и будешь лежать. Неподвижно и ненужн
о. Потеряешься в этой темноте. И больше не найдешься никогда. <
«Никогда» Ц какое сладкое слово.. Но его тоже не будет. Оно тоже потеряетс
я в темноте вместе с тобой Ц никому не нужной, оставленной и забытой.
Но отступить от себя мне тоже не удается. Меня снова тревожат. И уже не про
сто беготней вокруг. Меня хватают! Волокут! Целых десять минут. Или сто тыс
яч лет Ц не знаю точно.
Я не сопротивляюсь. Может быть, если не сопротивляться, то все закончится
само собой? И меня оставят наконец в покое?

* * *

Вокруг темнота. Получается, я все-таки не умерла, если могу судить о темно
те и свете?
Но мне ведь нельзя дышать! А я Ц дышу!
Пораженная этой мыслью, я вскакиваю на ноги и больно ударяюсь головой. Зд
есь, оказывается, низкие потолки…
Я протягиваю руку вверх и осторожно ощупываю холодный неровный каменны
й свод над ушибленной головой. Вернее, над не ушибленной спиной.
Стоять можно. Но только согнувшись в три погибели. А стоять так очень неуд
обно, и я опускаюсь на корточки, а потом и вовсе присаживаюсь.
Поверхность, которая подо мной, Ц ровная и теплая. К ней приятно прикосну
ться ладонью. А еще приятней Ц распластаться на ней и лежать, лежать отды
хая. Не так ли я и пролежала все это время?
Мысль о лежании, о миновавшей меня смерти едва не подкидывает меня снова
вверх, как пружину. Но воспоминание о твердом потолке оказывается сильне
е, и я ограничиваюсь тем, что негромко ахаю в недоумении. И теряюсь в догад
ках, пытаясь понять: что же со мной произошло?
Но теряюсь сидя. О том, что это лучше делать все-таки сидя, свидетельствуе
т и отзвук моего аханья Ч короткий и… никакой. Из чего сам собой следует в
ывод, что обретаюсь я в весьма небольшом помещении. Где о беге, прыжках в в
ысотуЦ равно как и в длину, Ц а также о прочей легкой атлетике лучше заб
ыть.
Смутные воспоминания о том, что со мной происходило после утопления в Ки
ршаговой пустохляби злым и явно умственно поврежденным Георгом, не слиш
ком-то информативны, ну лежала я после этого, тащили меня…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193