— Не верите? — спросил Мануэль Зоро, спокойно выдержав мой взгляд.— Позвоните в штаб дивизиона. Там, наверное, уже в курсе дела.
Я позвонил в штаб дивизиона. Мануэль Зоро оказался прав. На Севере случилось то, что давно ожидали: сопротивление республиканцев было сломлено.
— Ну, что я вам говорил? — сказал, усмехаясь, Зоро.
Я не ответил. Я был слишком подавлен новостью, хотя полностью не представлял еще всех последствий. Однако это не поколебало оптимизма Бориса.
— У противника превосходство в авиации, артиллерии, танках. Но в осенний период дождей, с низкими обложными тучами, туманами, бездорожьем, это преимущество сводится почти на нет. Тем временем мы подготовимся, подтянем новые резервы и сравняемся в технике. А весной по всем фронтам перейдем в наступление.
— Что ж, надеяться можно,— заметил Мануэль Зоро.
— Вы не верите? — в свою очередь спросил я.
— В чудеса не верю,— ответил он со вздохом.— Я много езжу по тылам и прихожу к выводу, что положение день ото дня становится хуже. Иностранцы утверждают, что мы, испанцы, можем прокормиться одной оливой в день. Но ведь теперь у многих нет даже этой оливы.
— В этом меньше всего виновата республика,— заметил Борис.
— В этом виновата война,— сказал Мануэль Зоро.— В городе, в деревне — всюду нехватка рабочих рук. Урожай в этом году плохой. И тот забирает фронт. В народе так и говорят: фронту — мясо, тылу — шкура.
Но даже это неверно: из шкуры делают кожу, из кожи шьют сапоги офицерам. Так что тылу достается только шерсти клок от шкуры.
— Перестаньте! — оборвал его Борис.— Кроме вас, Мануэль Зоро, тут никто не имеет сапог. Ваше место по ту сторону окопов. Там вас внимательно выслушают.
Мануэль Зоро посмотрел на свои блестящие сапоги и встал. От волнения у него дрожали руки, лицо было бледно.
— Я испанец, и вы не смеете кричать на меня,— произнес он, не скрывая неприязни.— Вы забыли, что находитесь в Испании.
— А вы забыли, что находитесь в республике,— отрезал Борис.— Удивляюсь, почему вы до сих пор на свободе.
— Может, попробуете отнять ее у меня? — прохрипел Зоро.— Я честный анархист и всегда говорю то, что думаю, хотя нам и затыкают рты.
— Кто это вам затыкает рты?
— Штыки иностранцев. На той стороне распоряжаются немцы, итальянцы, здесь иностранные коммунисты. Дайте нам самим решить свою судьбу! Нам, испанцам...
— Вы говорите сейчас не как испанец, а как предатель республики! — все больше горячился Борис— Капитулянт! А вы отдаете себе отчет, что означает капитуляция? Она означает кровавый фашистский террор. Вы этого желаете, честный анархист?
— Я желаю мира. Желаю покончить с безумной братоубийственной войной.
Борис махнул своей огромной ладонью в сторону фашистов:
— Это их вы называете братьями?
— Все испанцы мне братья. Вам этого не понять. Вы чужеземцы. Вам бы следовало уйти, но, к сожалению, придется уйти мне.
Впервые нам приходилось слышать такое. Впервые приходилось спорить с настоящим капитулянтом. Мь1 опомнились, когда Мануэль Зоро уже спустился в лощину, где под сенью дубравы его ждала санитарная машина. Заревел мотор и, подпрыгивая по колдобинам горной дороги, машина скрылась за скалами.
— Ну? — спросил Борис.— По-твоему, враг или просто дурак?
— Для дурака он чересчур умен, для врага —откровенен,— сказал я.— Ему надоело воевать, и потому он за капитуляцию.
— Но как такому человеку можно доверять наших больных и раненых?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Думаю, надо сообщить комиссару. Пускай его сменят.
— И переведут в другую часть? Работая среди испанцев, Зоро принесет куда больше вреда.
— Вот что: поговорим с комиссаром, а потом попросим Пендрика присмотреть за ним,— предложил Борис.
— Да он Пендрика вокруг пальца обведет!
— К Пендрику он расположен.
— Но Пендрик находится всецело под его влиянием,— возразил я.
— Так надо объяснить ему, что это за субъект! — сказал Борис.
— Что ж, попробуем.
Вечером мы встретились с комиссаром. Попов вызвал к себе Пендрика и говорил с ним в нашем присутствии.
— А по-моему, Мануэль — отличный малый. Тут какое-то недоразумение,— сказал Пендрик.
Я передал ему наш разговор с Зоро.
— С продуктами в самом деле тяжеловато,— возразил на это Пендрик.— Нам и самим не хватает. Кроме ослятины, ничего не видим.
— Нельзя же из-за этого самому становиться ослом! — набросился я на него.— Он что, и тебя успел сагитировать?
— Раз такое дело, нам вообще говорить не о чем,— вспылил Пендрик и, соскочив со стула, бросился к двери.
— Постой, тебя ни в чем не винят, только спрашивают,— пришел на помощь Борис— Ты интернационалист. Если он ненавидит нас, значит, он и тебя ненавидит, только прикидывается другом.
— Какой ему прок от этого? — удивился Пендрик.
— Чтобы сбить тебя с толку. Чтобы ты дальше разносил пораженческие настроения. Неужели не понятно?
— Но положение действительно тяжелое,— оправдывался Пендрик.— Астурия пала.
— Северный фронт не мог сопротивляться,— спокойно пояснил Попов—- потому что оказался в тисках
блокады. А мы получаем помощь из Советского Союза. У нас иное положение, нет никаких оснований для паники.
Мы убедили Пендрика. Он обещал наблюдать за Мануэлем Зоро и, заметив что-либо подозрительное, тут же сообщить комиссару.
Когда он вместе с Борисом вышел, я спросил комиссара, нет ли новостей по делу Эндрупа.
— Из Коминтерна пока не ответили,— сказал Попов.— В подполье такие вопросы не так-то просто выяснить. И все же надеюсь, в ближайшее время все выяснится,— сказал он.— А Борис пускай не волнуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153