— Товарищ медико, что вы на это скажете?
Я заглянул в узкое горлышко. Кувшин был доверху полон солеными маслинами.
— Отличная закуска, Пако,— похвалил я.— Где достал?
— Нашел в одном погребе.
— Тащи обратно! — сказал я.— Вернется хозяин, увидит пустой кувшин, будет проклинать нас.
Пако тяжко вздохнул, вытер вспотевший лоб и ответил:
— Товарищ медико, тяжел он, черт, обратно не донести. И так чуть грыжу не заработал. Давайте оставим под мою ответственность.
— Ну, раз такое дело, давай оставим,— согласился
я и отправил в рот одну маслину. Она была очень аппетитна. Видимо, засол был сделан рукой знатока.
Первыми явились наши ребята: Борис, Дик, Ян Це-ринь и Август Саука. Увидев накрытый стол, они чуть не запрыгали от радости.
— Ты смотри, прямо как в «Лидо»! — изумился Август Саука.
— Еще бы хорошего кофе,— заметил Дик,— тогда ни дать ни взять — предместный бар моей рыжеволосой Мэри...
— Будет вам и кофе, но только в конце, все, как в лучших домах,— отозвался Пендрик.— Но где же остальные? Жаркое стынет.
— Может, съездить привезти? — сказал Пако. Я распорядился:
— Дуй, Пако!
Пако бросился во двор, Дик за ним.
— Дик,— крикнул вдогонку Борис,— ты-то куда? Но было поздно: зарычал мотор, и санитарная машина укатила.
— Дисциплинка!..— проворчал Борис.— Дай таким волю, к черту на кулички убегут.
Стало темнеть. Хаим Берман засветил полдюжины гильз-коптилок, наполненных оливковым маслом. Патио зарябил красноватым подвижным светом. Засунув руку по локоть в крутобокий кувшин, Пендрик сыпал в миски соленые маслины, а Ян и Август наполняли консервные банки вином. На улице снова зарычал мотор, и мы, подталкивая друг друга, высыпали во двор встречать гостей. При виде их мы не могли удержаться от смеха: впереди верхом на мудром Сан-Педро ехал Дик, за ним шагала шестерка «антитанкистов» во главе с Адамом Огринем. Даже в сумерках было заметно, как они выросли, загорели, запылились в сражениях. Приосанившись на осле, Дик доложил Борису:
— Товарищ командир, гости явились на пир.
— Сухопутные пираты! — воскликнул Борис.— Милости просим!
Он обнял Адама Огриня и с такой силой хлопал ручищами по его спине, что пыль летела столбом.
— Довольно, ты же из него подкову выгнешь,— смеялся я.— Дай и мне обнять.
Братание продолжалось довольно долго, пока в дверях не появился Пендрик с белоснежным полотенцем через руку.
— Дорогие друзья, прошу пожаловать к нам в «Л и до».
— Ребята, за мной! — скомандовал Адам.
Скоро все сидели в патио за праздничным столом.
Черный квадрат ночного неба над патио переливался ярким сиянием звезд, а над ними, словно мутный ручей, туманно мерцал Млечный Путь. Пламя коптилок слегка трепыхалось под дуновением ночного ветерка, который через вчерашний пролом в стене пробрался в патио и теперь невидимкой обхаживал стол заодно с неутомимым Пако, взявшим на себя заботу о вине. Довольно быстро все перезнакомились, и начались непринужденные дружеские разговоры.
— Как поживает Вера? — спросил Борис. Адам нахмурился.
— Плохо. Опять в тюрьме.
— Пишешь ей? — спросил я Огриня.
— А как же! Ведь она моя жена. Нас обоих отвели в охранку в день нашей свадьбы. Даже выпить на радостях не успели.
— Вот мерзавцы... В такой день забрать людей! Просто чудовищно.
Адам усмехнулся.
— И главное, она ведь только-только вышла из тюрьмы. Свадьба есть свадьба. У Веры, конечно, после тюрьмы ни гроша, и у меня негусто. Словом, свадебный наряд — шелковое платье с длинным шлейфом — заняли у подруги. Женщина всегда остается женщиной. Если бы ты знал мою Веру! — Адам обернулся ко мне.— Умнее и красивее женщины я не встречал. Да, расписались, поехали ко мне. Мать к обеду тушила все ту же капусту. Но что-то не было готово, и мы с Верой вышли погулять. Тут я вспомнил про цветы и повел ее в цветочный магазин. И вдруг через витрину вижу, за нами следят. Что делать? Бежать? Но как? Беру Веру под руку, выходим на улицу. Тут нас и взяли, привезли в охранку. Когда Веру вели по лестнице, она, бедняжка, запуталась в своем длинном платье, что-то треснуло, гляжу: шлейф отлетел. Так мы расстались в день нашей свадьбы, даже не поцеловались ни разу. Меня потом освободили, а Веру, как «лицо, представляющее чрезвычайную опасность для существующего порядка», опять упрятали в тюрьму. И у меня, конечно, горела земля под ногами. Так что я решил отправиться в Испанию. Дай, думаю,
погляжу, что это за штука война, вдруг самим придется воевать...
Пендрик и Пако, убрав миски с маслинами, собирались подавать жаркое, как вдруг за горами Педросо проснулся фронт: застрочили пулеметы, заухала тяжелая артиллерия. Видимо, фашисты предприняли атаку. Все повскакали с мест и бросились туда. Однако бой продолжался недолго, а когда мы все вместе через несколько часов вернулись в медпункт, Пендрик был мрачнее тучи.
— В чем дело? — спросил я шепотом.
— Беда! Сковородка сковырнулась, все куры в песке.
— Сполосни горячей водой да ставь скорее на стол.
— Я так и сделал. Но соус вылился. Я, правда, собрал с пола ложкой, но скрипит, черт!
— Что скрипит?
— Соус. На зубах скрипит.
— Ничего, желудок не зеркало, авось не заметят,— успокоил я Пендрика.
— А без соуса не жаркое... Только никому ни слова, ладно?
— Ладно,— пообещал я и вернулся к столу. Все были на месте, за исключением Сауки.
— А где же Август? — спросил я.
— На батарее. Скоро придет.
Пендрик с Пако разносили жареных, в горячей воде омытых кур и соус, собранный ложкой с глиняного пола. Все ели и похваливали, только Адам Огринь, вонзив зубы в куриное горлышко, воскликнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153