Поутру нас разбудили звуки трубы. «Рубэн»,— подумал я. Но оказалось, что Рубэн тут ни при чем. Шум этот поднял повар-испанец, а помогал ему Пендрик. По старой привычке батальон собирали на завтрак небольшим горном, который в утренней тишине гремел иерихонской трубой. Рубэн потом долго растирал свои музыкальные уши.
— А я-то спросонья решил, что моя валторна в ход пошла! — воскликнул он.— Зачем так шуметь! Да еще под носом у неприятеля!
Пендрик хохотал как бешеный. Но мне тоже концерт показался излишним. Он мог собрать к завтраку не только солдат батальона, но и фашистов. Однако традиции были настолько нерушимы в батальоне, что от них не считали возможным отказаться даже в критический момент.
Пендрик в то утро доставил нам еще один сюрприз, на этот раз очень приятный. Едва ребята продрали глаза, он пригласил всех на чашку настоящего, крепкого, черного кофе.
— Где раздобыл? — спросил я.
Пендрик загадочно улыбнулся и шепнул на ухо:
— Неподалеку беженцы повозку бросили, в ней и нашел.
— Как не стыдно копаться в чужих повозках! — упрекнул я и тут же попросил еще кружечку.
Пендрик улыбался во весь рот.
Даже комиссар Попов похвалил его:
— После победы получишь медаль.
Испанцы снова накормили нас чечевичной похлебкой. После завтрака, поблагодарив своих радушных хозяев, мы направились в ближайший поселок, надеясь там разыскать следы интернациональной бригады.
Показались первые самолеты противника. Мы свернули с дороги в заросли кустарника. Не дойдя до поселка, устроили привал. Борис, Попов и Савич пошли в поселок разузнать, как и что. По словам испанцев, там находился штаб их бригады.
Самолеты полетели к Средиземному морю, видимо, на Фигерас. За бомбовозами на бреющем полете шли истребители. Они метались по небу, словно стая всполошившихся стервятников. Над горами, где мы только что оставили своих испанских друзей, тоже появились бомбовозы. За ними, треща пулеметами, прошлись истребители. Несколько штук, отделившись от общей группы, свернули к поселку. Мы поспешили укрыться за скалами, но один истребитель все же заметил нас и, спустившись очень низко, открыл огонь. Пули решетили землю, сухо щелкали о камни. Летчик сделал круг и снова пошел в пике.
— По самолету! — скомандовал Христо Добрин. Поднялись стволы винтовок. Ян Церинь целился стоя.
— Ложись! — крикнул я ему.— Стреляй из укрытия...
Землю полоснула свинцовая струя. Ян выронил винтовку. Покачнулся. Казалось, вот-вот упадет, но, стиснув зубы, удержался, потрогал левую руку выше локтя.
— Ранили, черти...
Самолеты уже бомбили поселок, а наш стервятник в третий раз бросился в атаку. Но теперь, опасаясь наших винтовок, не спускался так низко. Я оттащил раненого Цериня за выступ скалы.
— Сволочи! — превозмогая боль, ругался он.— А наши-то самолеты где? Ни одного не видать.
— У нас их больше кет,— сказал я, осторожно снимая с него шинель и френч.— Надо было тебе выскочить!
— Хотел получше прицелиться. Ничего. Кажется, несерьезно.
— Могло быть и хуже.
Пуля наискосок пробила мышцу руки. Бинты у нас.
— Ну вот, отвоевался,— сказал я.— Теперь держись до первой санитарной машины.
— Ладно,— ответил он.— Хорошо хоть так.
— Старайся пока не двигаться. А то крови много потеряешь.
Стервятник наконец отстал от нас. А бомбовозы продолжали громить поселок. «Где теперь наши командиры?» — думал я. На такой поселочек столько взрывчатки! Я посмотрел на Пиренеи. Горный массив, покрытый сверху снегами, казался жутким и холодным, как смерть.
Подошел Христо Добрин.
— Надо пойти проведать, может, что случилось.
— Идем,— сказал я.
— Гечун, командуй ротой! — крикнул Добрин.— Мы с Анатолом пошли в поселок. Дик, Август, за мной!
Я взял винтовку. Добрин шел впереди.
— Церинь серьезно ранен? — спросил Август.
— Пожалуй, да.
— Жаль парня. Но могло быть и хуже.
— Конечно.
От поселка тянуло едким дымом. Горело несколько домов. Пламя уже лизало красную черепицу и побеленные трубы. Одна крыша провалилась у нас на глазах, метнув к небу сноп горячих искр. Над грудой развалин и пепелищем угрюмо вздымалась колокольня с позеленевшим колоколом. И вдруг он покачнулся, загудел...
— Ты смотри! — воскликнул Дик.— Звонят!
— Какой-нибудь сумасшедший,— сказал я.
— А может быть, молодчики из пятой колонны,— предположил Добрин.— Подают фашистам сигнал.
— Возможно,— согласился Август.
Но в тот же момент раздался оглушительный грохот, и церковь взлетела на воздух. Башня покачнулась, накренилась и рухнула в серые клубы дыма.
— Боеприпасы. Там были боеприпасы,— почему-то прошептал Август.— Нам нечем стрелять, а тут взрывают...
— Откуда ты знаешь! — выпалил Дик.— Вот дойдем, увидим.
Будто сговорившись, мы сняли с плеч винтовки, щелкнули затворами.
— В цепь! — скомандовал Добрин.
Крайние дома были уже близко. Дым заволакивал кривые улочки.
— Где они могут быть? — гадал Добрин.
— Пошли на площадь! — сказал я.— Наверное, в поселковой управе.
Управа стояла как раз напротив взорванной церкви. Под ногами неприятно скрежетало битое стекло. Дверь была сорвана с петель, я толкнул ее ногой и вошел в коридор.
— Руки вверх! — крикнули по-испански.
Я увидел перед собой дула винтовок и поднял руки. Сначала мне казалось, что это просто недоразумение, что сейчас же все объяснится. Но нет, передо мной стояли вооруженные молодчики из пятой колонны.
— Назад! — успел я крикнуть товарищам, прежде чем меня схватили, свалили и заткнули рот.
— Заткнись, паскуда! — кто-то злобно прошипел над ухом и пнул прикладом в бок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153