Будем учиться, работать... Родится маленький Анатол. Мы будем счастливы. Только не грусти.
— Легко сказать — не грусти. Сердцу не прикажешь,— сдержанно ответила Гита.— Если бы наверное знать, что скоро опять увидимся, я бы не грустила. Но... В жизни часто все бывает не так, как нам хочется.
Борис подогнал лодку к тенистому берегу.
— Ведь ты заночуешь у нас? — спросила Гита.
— Не хочу вам мешать. Предпоследняя ночь,— с улыбкой возразил Борис.
— Оставайся, Борис,— предложил и я.— Уже поздно. Куда ты пойдешь?
Борис усмехнулся.
— Ты думаешь, у меня вместо сердца камень? Она живет неподалеку. Надо проститься...
— Она? — с нескрываемым любопытством воскликнула Гита.— Вот как! Почему же ты не взял ее сегодня с собой?
— Работает,— ответил Борис— Ткачихой. Смена кончается в полночь. Сегодня она поздно вернется домой.
Борис никогда не рассказывал о своей подруге.
— Как ее зовут? — спросил я.
— Что имя? Пустой звук. Имя существует лишь для того, чтобы отличать одного человека от другого. Но само по себе оно ни о чем не говорит. Главное в человеке характер, ум...
— А какой у нее характер? — спросила Гита.— И умная?
— Очень. Отец ее поляк. Сейчас он на каторге. За политику.
— Почему ты рассказываешь об отце? Расскажи нам лучше о ней самой.
— Она окончила всего-навсего гимназию, но очень умная, способная. Руководит комсомольцами на фабрике. И потому я не могу назвать ее имени. Она пишет стихи.
— И печатается? — спросил я.
— В подпольных изданиях.
— Помнишь наизусть хоть одно стихотворение? Прочти нам,— попросила Гита.
Борис опустил весла. Под лодкой плескалась вода. Легкий ветерок доносил с берега ароматы теплой ночи. На западе на фоне бледно-зеленого неба отчетливо рисовалась тень одинокой яхты.
Борис читал стихи:
Повсюду ночь,
непроглядная, черная, кажется, вечная ночь.
Ты подходишь к окну, хочешь увидеть свет,
а света нет.
Его поглотила ночь,
непроглядная, черная, кажется, вечная ночь...
И все же я знаю, я вижу:
в далекой Испании вспыхнуло пламя,
в степях Дндалузии, в горах Гвадаррамы
вспыхнуло пламя в ночи.
В предместьях Мадрида, вдоль всей Мансанарес,
вспыхнуло пламя в ночи...
Там факел свободы пылает,
народ призывая на битву.
Там факел свободы
страну озарил.
Это совесть людская взывает к отважным:
не стоять, как рабы, на коленях,
умереть, если нужно,
с кличем крылатым:
— Но пасаран!
Борис замолчал. Наконец Гита воскликнула:
— Замечательно, Борис. Твоя девушка пишет чудесные стихи. Мне бы очень хотелось с ней познакомиться!
— Послезавтра она придет провожать меня,— негромко сказал Борис.— Не на вокзал, конечно. Тебе тоже нельзя появляться на вокзале. Встретимся где-нибудь в другом месте. Но где?
— Давайте устроим проводы в каком-нибудь ресторанчике,— предложила Гита.— И вместе пообедаем. Ведь это ваш последний день в Риге.
— Хорошо,— сказал Борис.— Где?
— Может, на пляже в ресторане «Пальма»? Других предложений не было, и мы согласились. Борис достал из кармана небольшой пакет и протянул его мне.
— Здесь твои документы и деньги. Я положил пакет в карман пиджака.
— Документы с собой не носи, спрячь их подальше,— посоветовал Борис.— И вырядись франтом.
— Уж об этом я позабочусь,— весело сказала Гита.— Тебе не придется краснеть за него.
— Значит, завтра я познакомлю вас с моей Сподрой.
— Ее зовут Сподра? — спросил я, и Борис, усмехнувшись, сказал:
— Вот видите, проболтался! Она вам понравится. Славная девушка. Опытный подпольщик. Останется вместо меня. Природа не терпит пустоты...
Гита потянулась к Борису, обняла его за плечи.
— Прости меня, Борис, я думала, ты просто бесчувственная колода. Теперь вижу, что ошиблась.— Она поцеловала Бориса и тихо продолжала: — Прости! Человек — загадочное существо... Пока его по-настоящему не узнаешь, сочиняешь о нем всякий вздор.
— Гита,— проворчал Борис, неуклюже освобождаясь от ее объятий.— Давай причалим к берегу, уже поздно...
Между тем течение отнесло нас, и Борису опять пришлось налечь на весла. За бортом лодки струилась зыбь, в лунном свете она казалась расплавленным золотом. Держась за меня, Гита перегнулась через борт, чтобы достать белую лилию. Вначале цветок не давался, потом в глубине что-то глухо оборвалось, и длинный гибкий стебель вынырнул на поверхность. Гита поднесла цветок к губам. Со стебля стекали тяжелые теплые капли.
— «Это совесть людская взывает к отважным: не стоять, как рабы, на коленях...» — задумчиво повторила она.— Значит, завтра мы ее увидим. Сподра. Красивое имя.
— Сама она еще красивее,— ответил Борис. Привязав лодку, мы вернулись на дачу. Я нес на
плече мокрые весла. Борис простился с нами у калитки.
— Итак, во сколько?
— В восемь вечера,— ответила Гита.
— Хорошо, на станции.
— На станции,— повторила Гита.
Борис повернулся и зашагал в темноту своей несколько неуклюжей, тяжелой походкой.
— Удивительный человек,— сказала Гита.
Я напомнил ей, как совсем недавно она сердилась на Бориса, считая его виновником всех моих бед. Гита, откинула на плечи свои густые черные волосы.
— Не говори ему об этом. Я плохо его знала. А Сподра, должно быть, изумительная девушка.
— Уж если в нее влюбился Борис, она должна быть изумительной.
Прежде чем отправиться спать, мы внимательно рассмотрели мои документы. В паспорте имелось примечание, что он разрешает въезд во все страны Европы, за исключением Испании.
— А почему нельзя в Испанию? — спросила Гита.
— Там закрыта граница,— сказал я.
— А как же Борис попадет в Испанию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153