И чего этих лоботрясов не гонят на фронт, думал я. Посидели бы денек в окопах лицом к лицу со смертью, с них бы разом слетело глупое чванство и показная удаль.
Поезд остановился на станции Карлет, я вышел на перрон. Милиционеры шумно прощались со мной, один из них кинул мне из окна свою флягу с вином, но я забросил ее обратно и пошел разыскивать дом Роситы Альварес.
После долгих блужданий и расспросов я нашел его на окраине городка, у реки Магро. Дверь открыла служанка и, узнав, к кому я пришел, провела меня в сад. Под прекрасным апельсинным деревом я увидел Ро-ситу. На плече у нее висела продолговатая корзинка, полная золотисто-алых плодов. Росита была вся в черном, как монашка. Длинная юбка была подобрана к поясу, из-под нее выглядывали красивые смуглые ноги. В одной руке она держала садовые ножницы, другой тянулась к апельсину, срезала его и бережно клала в корзинку. Полюбовавшись немного, я слегка кашлянул. Увидев меня, Росита смутилась, спустила на землю корзинку, оправила юбку и, как птичка, спорхнула с лестницы.
— Анатолио, простите... Я не ждала вас...
— В таком случае я должен просить прощения,— сказал я. — Я оторвал вас от работы.
— Нет, что вы, совсем не потому, Анатолио. Но как я выгляжу...
— Вы чудесно выглядите. Можно вам помочь?
— Это последние апельсины,— сказала она,— я>и сама их успею собрать. Просто нечем было заняться. Пойдемте в дом. Хотя нет, побудьте здесь, я переоденусь. Извините, что встретила вас в таком виде.
— Не надо, Росита, честное слово, вы чудесно выглядите, просто чудесно,— уверял я ее.
— Нет, нет, Анатолио, пойду переоденусь. Подождите меня в комнате или в саду, как вам угодно.
— Лучше в саду.
— Хорошо,— сказала она и скрылась за дверью. Оставшись один, я присел на каменную скамью и
огляделся. Свежевыбеленный двухэтажный дом в густом саду цитрусов купался, как лебедь в зеленом пруду. Сад был окружен каменной оградой, маленькая калитка вела в огороды на берегу Магро. Вокруг росли низкие пальмы, серебристо-зеленые агавы, колючие кактусы и розы, очень много роз. «Летом, когда они цветут, здесь должно быть удивительно красиво»,— подумал я. Но теперь была зима, кусты роз, смоковницы, персиковые деревья стояли оголенные. И это, пожалуй, была единственная примета зимы в этот теплый, солнечный январский день.
Открылась дверь, на пороге появилась Росита. Она успела переодеться и уложить темные блестящие волосы.
— А мама меня отругала,— сказала она весело,— за то, что оставила гостя в саду.
— Мне тут было очень хорошо.
— Мама занимается обедом,— продолжала она. — Скоро из Валенсии вернется отец. А пока, если хотите, покажу вам наши окрестности.
— Конечно, Росита. Идемте.
Мы спустились к берегу Магро, прошли по течению до моста, потом по насыпи железной дороги — в сторону Карлета. Над неоглядными садами на горизонте вздымалась зубчатая горная цепь.
— А это что за горы? — спросил я.
— Мы когда-нибудь туда сходим,— сказала Росита так, словно я приехал на целый месяц. — Очень красивое место. Дорога туда идет через сады и рисовые поля. А когда рис бывает залит, кажется, будто плывешь по воде.
Мы вошли в Карлет. Я предложил посидеть в кафе, но Росита отказалась.
— Давайте лучше погуляем,— сказала она. — Вон, видите, пустырь. Там раньше стояла церковь. Но священник оказался предателем. И церковь сломали. Наехало много крестьян на ослах, и верующие и неверующие, снесли ее, а камни разбросали по берегам Магро, чтобы в голову никому не пришло снова поставить здесь церковь. А площадь назвали площадью Ленина.
— Но зачем же сломали церковь? — спросил я. Росита удивленно посмотрела на меня.
— Но ведь священник ее оказался предателем!
— Помещение всегда бы пригодилось. Повсюду столько беженцев, которым жить негде.
Росита тряхнула своей пышной прической.
— Но крестьяне решили ее снести. Мой отец говорит, что в Испании многие верят в бога, но таких, кто верит в церковь, совсем мало. И потому ее снесли...
— А вообще много церквей снесли? — спросил я.
— Вроде нет,— ответила Росита. — В соседнем городке их превратили в рестораны.
— А верующие тоже их посещают?
— Конечно! Не все ли равно, где помещается ресторан? В одной церкви вместо створчатых дверей поставили вращающиеся. И люди ходят, пьют и веселятся. К этому все давно привыкли.
В устах Роситы, воспитанницы монастыря, все это звучало несколько странно, и я не смог удержаться от смеха. Она серьезно посмотрела на меня и спросила обиженно:
— Почему вы смеетесь?
— В Валенсии, наверное, много анархистов, троцкистов.
— Тут всяких хватает.
— Этим молодчикам на все наплевать. А ведь по ту сторону фронта живет много верующих, они еще не поняли, что церковь — враг республики, и разрушение церквей фашисты используют для своей пропаганды.
— Возможно,— ответила Росита. — Отец мой тоже так считает. Но что делать? Это все происходит само по себе, самотеком.
— Вот и плохо,— продолжал я. — Если б эти церкви превратили в общежития для беженцев, никто бы слова не сказал. Или в клубы...
— Многие церкви стоят как стояли. Например, в Валенсии. Но те другое дело — архитектурные памятники. А эта старая развалина...
— А куда же девались священники?
— Одного анархисты поставили к стенке. Другие» сбежали к фашистам. Я слышала, в Валенсии открыли одну церковь, да никак священника не найдут. Обещали прислать из Мадрида. И что самое удивительное, сами коммунисты предложили открыть церковь!
— В этом нет ничего удивительного,— сказал я.— Коммунисты рассуждают здраво. Они хотят выбить из рук фашистов пропагандистский козырь, который им дали анархисты своим преследованием церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153