Вы отыскали на карте? — спросил он.— Вот здесь Эскориал, а рядом Сан-Лоренсо. Там же разместятся склады боеприпасов, медпункт, обоз и кухня.
— Разрешите пригласить командира батареи? — сказал Попов.
— Не надо,— ответил Цветков.— Товарищ Савич в курсе дела. Мой командный пункт,— продолжал он,— расположен рядом с наблюдательным пунктом вашей батареи в шести километрах на юго-запад от Сан-Лоренсо, на высоте 1030. Батареи будут размещены по фронту Эскориал — Вальдеморильское шоссе, вблизи поселка Робледо. Боевая задача дивизиона — обеспечить правый фланг операции под Брунете, не дать противнику сконцентрировать силы для контрудара.
— Ясно,— произнес Попов, отмечая на карте.
Мне тоже все казалось ясным. Я смотрел на топографические знаки и рисовал в своем воображении место предстоящего сражения: всхолмленное Кастильское плоскогорье; густая сеть обмелевших речек в выжженной степи, синевшая, словно вены на морщинистой руке старца; скудные островки зелени; отвесные черные кручи, днем дышащие адским зноем... Наконец мой взгляд остановился на одной из вершин Гвадаррамы, куда, карабкаясь по скалам, петляя по узеньким тропкам над пропастями, придется нам подняться, волоча на себе ящики с оптикой, штативы, планшетки, бинокли и оружие. Все это осложняло и затрудняло выполнение ясного, немногословного приказа.
Глава 4 В ОГНЕ
Как только солнце скрылось за крышами Мадрида, мы покинули тенистые аллеи парка Рэтиро. Машины растянулись по улице Алкала, шоферы ждали команды трогаться. В голове колонны стояла легковая машина капитана Цветкова, вместе с ним находились командиры батарей. Наблюдателям и связистам нашей батареи был предоставлен отдельный грузовик. Комиссар Попов ехал с нами в кабине шофера, остальные — Борис Эндруп, Христо Добрин, - Кароль Гечун, связисты и я — в кузове. Там было довольно просторно, в дороге можно было спать вповалку, и другие нам завидовали. Дик ехал со своим орудийным расчетом, а Пендрик с кухней в конце колонны.
В сумерках на Мадридском фронте воцарилось затишье. Налеты тоже прекратились, и мы отправились в путь.
Площадь Кастельяр в обрамлении красивых зданий... Поворот направо — бульвар Рэколетос... Памятник Колумбу на площади Колонн... Потом просторный бульвар Кастельяна. Там уже можно было прибавить газу, и скоро мы прибыли в Куатро Коминос. Всего в двух километрах на запад лежал Университетский городок, а там, за рекой Мансанарес, за парком Каса-дель-Кампо шли кровопролитные бои. В той стороне, облитой вечерним заревом, клубилось красное облако пыли — немой свидетель недавних боев. Все улицы были изрыты воронками, на перекрестках наспех сложенные баррикады, посты вооруженной милиции. Колонну несколько раз останавливали, командир дивизиона предъявлял пропуск.
Город остался позади; выехали на проселок, весь в рытвинах, колдобинах, петлявший среди оливковых рощ, виноградников, по каменистым полям, в зарослях кустарника. Временами дорога подступала совсем близко к переднему краю, и там, вдоль дороги, высились стены из мешков с песком или камня с черными амбразурами. Возле них небольшими группами толпились обвешанные оружием солдаты и стоя ели свой ужин. Завидев наши пушки, они кричали:
— Куда же вы, товарищи! Нам не хватает артиллерии. Оставайтесь с нами!
— У нас вино и гарбансас! Оставайтесь!
— Они предлагают нам вина и бобов,— со смехом сказал Добрин.— Может, останемся?
— Мне эти твердые, как камень, бобы осточертели,— отозвался Гечун.— Я еще студентом схлопотал себе язву желудка. А как наешься бобов, хоть караул кричи. Чечевица — та по крайней мере мягче.
— Зато Мадрид был бы под боком,— балагурил До-брии.— Получил увольнительную, ступай к девкам. Их здесь видимо-невидимо. Как считаешь, товарищ Эндруп?
— Не знаю,— проворчал Борис.
— А румынки наши недурны,— мечтательно произнес Гечун.— Они очень похожи на испанок, так же как Бухарест — на Мадрид.
— Про нашу Ригу этого не скажешь,— заметил я.
— Зато северянки-блондинки на юге нарасхват,— растянув в улыбку свои тонкие усики, продолжал Гечун.— Разве я не прав, Добрин?
— В этом есть доля истины, но южанки более темпераментны,— философствовал Добрин.
— У нас есть всякие: блондинки и брюнетки, холодные и страстные,— сказал я.— На любой вкус.
— И ты, Анатол! — выпалил Борис.
— А что тут плохого? — вступился за меня Добрин.— У меня, например, жены нет. Разобьем фашистов, я скорей всего останусь в Испании, женюсь на испанке. У тебя ведь тоже нет жены? — спросил он, повернувшись ко мне.
Его слова кольнули в самое сердце. На помощь пришел Борис.
— Хватит!.. Надоело...— крикнул он, теперь уже разозлившись не на шутку.
Добрин и Гечун в недоумении переглянулись, пожали плечами и притихли, а я с благодарностью посмотрел на Бориса. Хорошо, что он прекратил этот разговор. Старые раны, когда их бередят, открываются, кровоточат, а мои даже еще не успели зажить.
Сумерки только сгущались, а звезды на небе сверкали так ярко, что слепило глаза. Тридцать машин ползли черепашьим шагом по развороченной, извилистой дороге, С Гвадаррамы подул холодный, пронзительный ветер. На вершинах выпавшие за зиму снега еще не растаяли, хотя июль клонился к концу и солнце нещадно палило все дни напролет. Мы закутались в свои плащи-накидки, сверху прикрылись брезентом и попытались уснуть.
Гечун и Добрин вскоре задремали, потом захрапел и Борис. Только мне не спалось. Невинный вопрос До-бри на всколыхнул мои присмиревшие было чувства.
Плывущие над Кастильским плоскогорьем облака чем-то напомнили мне тот прощальный вечер на взморье, когда мы вчетвером — я, Гита, Борис и Сподра — сидели на дюнах, слушали стихи о предстоящей разлуке, смотрели на темнеющее море, откуда катился на берег туман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153