— Я так и думал. Что у вас общего с коммунистами?
— Ерунда,— сказал я.— Теперь всех сажают. Стоит вспомнить недавнее дело союза «Перконкруст» !.
— Уж этих напрасно посадили, отличные ребята! — воскликнул Ган.— Но Ульманису они пришлись не по вкусу. Постойте, значит, вы тоже были арестованы по делу «Перконкруста»?
— Что-то вроде этого,— все так же уклончиво отвечал я.
У господина Гана загорелись глаза.
— В таком случае позвольте пожать вашу руку! — воскликнул он и снова протянул мне свою влажную холодную ладонь. Мне казалось, я взял змею за хвост. Я понимал, что должен хитрить, иначе не уберечься от укусов этой змеи. Свой первый ход я, кажется, сделал удачно.— Замечательно! — ликовал Ган.— Вы просто герой! Даже если бы вас посадили, это не страшна Наше дело победит!
— Победит?
1 «Перконкруст» — профашистская организация в буржуазной Латвии.
— Можете не сомневаться, господин Скулте! Как только мы прикончим красных в Испании, Гитлер обратит свои взоры на Восток.
— В наши края?
— Разумеется, господин Скулте. Латвия по праву принадлежит Германии. Но с нами вы будете жить припеваючи. Мы умеем ценить и уважать своих приверженцев.
Это было слишком. Я хотел возразить, но Ган, крепко сжав мою руку, продолжал:
— Недавно в Барселоне произошло восстание. Восстание против красных. Вы понимаете, что это значит? Правда, восстание подавлено, но не беда. Мы там непременно победим, непременно.
Я решил закинуть удочку:
— А разве на стороне Франко сражается и немецкая армия?
Ган сразу клюнул.
— Можете не сомневаться,— ответил он.— Об этом, правда, предпочитают молчать, но там много наших. Это мне известно из надежных источников. И люди Муссолини там, целые моторизованные колонны, не говоря об авиации и флоте. Мы непременно победим, господин Скулте, непременно. Можете не сомневаться.
— А вдруг все же?..— усомнился я.
Ган отпустил мою руку и уселся в кресло. Положив свой стек на стол, он достал из внутреннего кармана пиджака газету. Это был нацистский листок из Берлина. Он сунул его мне под нос и сказал:
— Сразу видно, вы не читаете наших газет. Впредь я вас буду снабжать литературой. Вот возьмите, пожалуйста.
— У меня нет времени,— пытался я увильнуть, отстраняя руку барона с нацистским листком.
— Ну что вы, господин Скулте, разве это займет у вас много времени! — воскликнул Ган.— Давайте условимся так. Фрейлейн Мария впредь будет оставлять в уборной неразрезанные газеты. Пока там сидите, можете почитать.
— Ладно,— уступил я, надеясь, что теперь мне удастся отделаться от назойливого Гана. Однако он и не думал уходить.
— Пока вас не было дома, со мной случилось несколько приступов,— рассказывал он.— Супруга волновалась, уж думала, конец мне. Но выручили горчичники. Это от вас она научилась так замечательно ставить их. Однако если мне понадобится впрыснуть атропин...
— Я это сделаю для вас с величайшим удовольствием, господин Ган. В любое время дня и ночи.
— Вы очень любезны. И отец у вас чудесный человек. Когда он приехал навестить вас, мы весь вечер с ним пили чай в моем кабинете. Наши взгляды во всем совпадают. Тогда нам еще не было ^известно, за что вы арестованы. А мы-то решили, что вы попали под влияние этого мерзавца.
— Какого мерзавца, господин Ган?
— Я говорю о нашем бывшем жильце Борисе Эндрупе.
— Он не имел ни малейшего отношения к моему аресту.
— Тогда я не знал этого,— словно извинясь, заметил Ган.
— И вы, наверное, вместе с отцом осуждали меня?
— Был такой грех,— откровенно Признался Ган.— Тогда я даже решил отказать вам в жилье.
— А теперь? — спросил я.
— Теперь все останется по-старому, Я счастлив, что в моей квартире живет такой человек. В связи с этим у меня к вам конфиденциальный разговор.
— Я слушаю вас, господин барон.
— Вы не хотели бы помочь нашему общему делу?
— Все зависит от того, какая помощь потребуется.
— Самая пустяковая. Напишите мне на листочке бумаги имена людей, которых вы знаете как противников новой Германии.
— Простите, господин Ган, я не понимаю вас...
— Например, таких, как Борис Эндруп. Имя, фамилия, год и место рождения. Где живет и чем занимается...
— Вы же сами прекрасно знаете Бориса. И зачем вам это все? — прикинувшись простачком, спросил я.
Ган принужденно улыбнулся.
— Вероятно, вы считаете, что я донесу на них в охранку Ульманиса? Ничего подобного. Даю вам честное слово, господин Скулте. Мне вы можете верить. А на обратной стороне напишите имена всех известных вам приверженцев новой Германии.
— Среди моих знакомых таких людей нет.
— Господин Скулте, вы не доверяете мне! — с пафосом воскликнул Ган.— Поверьте, я прошу об этом безо всякого злого умысла. Я даже согласен вам заплатить.
— Зачем же платить!
— Всякий труд требует вознаграждения,— деловито бросил Ган.— Если не хотите брать наличными, могу вычесть из вашей квартирной платы. Согласны?
Что ответить этому негодяю, этому гнусному пауку, который старался опутать меня своей паутиной? Мне хотелось все как следует обдумать, но Ган торопил:
— Что тут особенного? Ваш отец жаловался мне, что его дела из рук вон плохи и впредь он не сможет вам помогать. Решайтесь, господин Скулте, что тут особенного!
— В этом нет ничего особенного,— спокойно ответил я.— Но дело в том, что врачи мне пока запретили заниматься чем бы то ни было, даже думать. Мне нужен покой, абсолютный покой.
— Понимаю вас,— с явным сожалением вздохнул Ган.— В таком случае оставим это до поры до времени. Но у меня к вам просьба — никому ни слова. Дайте мне честное слово, господин Скулте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153