— Когда-то и мы были такими,— сказал я, и, пожелав друг другу покойной ночи, мы расстались.
Придя в свой номер, я повалился на диван и долго лежал неподвижно, глядя в спальню через открытую дверь. Там, казалось, прошел ураган. На полу валялась подушка. Постель Гиты была в беспорядке, повсюду висели ее вещи. Все было так, как до ухода Гиты в больницу, только самой Гиты не было. У меня не хватило сил встать и прибраться.
...Было уже поздно. Я позвонил в больницу. К телефону подошел дежурный врач.
— Никаких изменений,— сказал он и повесил трубку.
Я снова набрал номер.
— С вами говорит муж пациентки Гиты Юдиной. Скажите, все кончилось?
— О чем вы говорите! — сердито ответил тот же голос.— Мы спасем ее. Мы постараемся спасти. Она сейчас в операционной.
Я онемел, я не мог произнести ни" слова. На другом конце повесили трубку. Почему в операционной? Не перепутал ли он? Гита в операционной? Значит, осложнения. Конечно, преждевременные роды всегда связаны с осложнениями, но рна выдержит. У нее крепкий организм, она сильная, смелая, она выдержит. Завтра же все пройдет. Только бы поскорей кончалась эта ночь, эта страшная ночь!
Я вышел на балкон и долго бессмысленно глядел на город, в освещенных артериях которого пульсировала жизнь. Потом я подумал, что надо обо всем сообщить Гитиной матери. Я снял трубку, набрал номер. Отозвался усталый голос.
— Это я, Анатол,— сказал я.— Я только что звонил в больницу.
— Ну и что же, что? — забеспокоилась она, и я сообразил, что не нужно было звонить. Дежурный мог перепутать.
— Что же вы замолчали? Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего... ничего особенного,— бормотал я.— Никаких перемен. Все протекает нормально. Простите за беспокойство.
— Хорошо, что позвонили, Анатол,— с облегчением сказала мать.— Я никак не могла уснуть. В голову лезет всякий вздор. Вы тоже поспите, уже поздно. Ложитесь спать, Анатол. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи! — отозвался я так тихо, что она, наверное, не расслышала. «Идиот! — обругал я себя, бросив трубку.— Зачем нужно было звонить и так глупо обманывать! А что, если в самом деле что-то случилось? Как ты ей завтра посмотришь в глаза? Идиот, какой идиот!..»
Чтобы разогнать тревожные мысли, я решил прибраться в спальне. Я застелил Гитину постель, аккуратно сложил чемоданы, сменил воду в вазах. Розы были совсем свежие, чудесно пахли, а тонкие длинные стебли гвоздик согнулись под тяжестью крупных цветов. «Завтра,— подумал я,— куплю цветы и отнесу Гите в больницу. Может быть, чайные розы? Они не слишком яркие, и аромат у них тонкий. Да, я куплю большой букет чайных роз и отнесу рано утром,, как только откроют ворота больницы. Я поеду один, пока мать не проснулась, все разузнаю... Потом вернусь в отель, расскажу ей обо всем, и она будет рада, что все обошлось благополучно».
Я лег на спину, то и дело поглядывая на часы. Время ползло черепашьим шагом, утро медлило, и я наконец заснул. Спал недолго, меня разбудил удивительный сон. С гор неслась лавина. Камни падали на грудь, били по голове, по ногам. Рядом стоял доктор Гибет и, усмехаясь, говорил: «Ведь я предупреждал. Мы всего-навсего маленькие камешки, сорванные и влекомые страшной лавиной. Мы безропотно роем самим себе могилы». Я хотел возразить ему, но не успел. Хотел позвать кого-нибудь
1 П Л
на помощь, но язык не ворочался. Наконец мне все-таки удалось крикнуть, и я проснулся. Дверь на балкон была открыта настежь. За башнями собора Нотр-Дам серебристой птицей вставал рассвет.
Я вскочил, бросился к телефону, снял трубку, но так и не решился набрать номер — положил трубку на место. Что-то звякнуло. Не звонит ли кто-то за дверью? Затаив дыхание я прислушался, но звук не повторился. Может, у меня начинались галлюцинации? Я снова снял и снова бросил трубку. Телефон сердито звякнул — только тогда я сообразил, что этот звук и перепугал меня. Нет, я не в силах звонить! Дождусь утра и пойду сам.
Голова была точно свинцом налита. Чтобы разогнать усталость, я встал под душ. Холодная вода хорошо освежала, а когда растерся жесткой льняной простыней, почувствовал себя совсем бодро. Быстро оделся, спустился вниз. Дверь в отеле была еще заперта, швейцар дремал.
— Куда вы так рано? — удивился он, выпуская меня. Я не ответил. Выбежав на улицу, пешком отправился
в больницу. Магазины были закрыты, я завернул на рынок и купил семь чудесных чайных роз. Как-то Гита сказала, что это число приносит ей счастье.
Когда я пришел в больницу, солнце уже висело над крышами, но сторож не хотел меня пускать. И лишь когда я сунул ему в руку крупную бумажку, он отворил ворота. Довольно долго пришлось просидеть в зале ожиданий — шел утренний обход,— а без разрешения профессора меня не хотели пускать.
Как только обход закончился, я зашел к профессору.
— Вы уже знаете? — спросил он устало.
— Я ничего не знаю!
Он удивленно глянул на меня поверх очков в золотой оправе.
— Хм, значит, вы ничего не знаете? — сказал он и протянул мне свою старческую руку.— Поздравляю! У вас родился сын.
— Анатол?
— Не знаю, как звать, но чудесный парнишка. Пока он, правда, слишком мал и хрупок. Но не беда, окрепнет, я думаю.— Я чуть не подпрыгнул от радости, но меня отрезвил серьезный взгляд профессора.
— А вот положение матери очень тяжелое,— после некоторого молчания произнес он.
— Я хочу ее видеть. Как она спала?
— Мы дали ей лекарство, она заснула,— неуверенно ответил профессор.— Ночью я наведывался к ней. Будем надеяться, все обойдется.
— Вы допускаете и другую возможность? — спросил я, замирая от страха.
Профессор устало улыбнулся, Наверное, и он провел бессонную ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153