С горячим приветом, целую тебя.
Твоя Гита.
5.5.37 г.
Р. 8. Тебе привет от Бориса. Видела его вчера. Он жив и здоров. А у меня есть для тебя приятный сюрприз, какой — скажу, когда выйдешь из больницы. Целую.
Г. Ю.»
Вложив письмо обратно в конверт, я спрятал его под подушку и, глядя в потолок, думал о Гите. Какая она славная! Но что это за тяжкий поступок, который она совершила? Это связано с деньгами. Наверное, чтобы спасти меня, Гита тайком взяла их у матери. Поразмыслив, я пришел к выводу, что она решилась на такое, лишь узнав, что моя жизнь в опасности. Бедная девочка, как только поправлюсь, я разочтусь с тобой. Я поеду к отцу, он займет у своего друга-аптекаря — у того в банке уйма денег,— и мы все уладим. Только надо поскорей успокоить ее; может, это избавит ее от семейных неприятностей и скандалов.
Глава 2 ВСТРЕЧА
Гиту я увидел лишь на третий день. Вошла Лилия Земдега, распахнула окно и сказала:
— Сейчас она придет. Будьте осторожны, долго не разговаривайте, могут заметить...
Сестра вышла. Облокотившись на подушки, я не спускал глаз с окна. Гита появилась внезапно. Я вдруг увидел ее улыбку, черные глаза и темный венок волос.
— Анатол! — позвала она негромко.
— Гита, я здесь.
— Милый, ну как ты? Какой ты бледный, худой!
— Я чувствую себя хорошо.
— Неправда. Ты очень скверно выглядишь.
— Нет, теперь все позади. Я чувствую себя хорошо.
— Тебе привет от Бориса.
— Спасибо. Я получил твое письмо.
— Наверное, я написала там всякие глупости?
— А что за сюрприз, о котором ты пишешь?
— Потом скажу, когда поправишься.
— Передай матери, что деньги я ей верну. Как только выйду из больницы.
Гита рассмеялась:
— Какие деньги?
— Те, что ты взяла у нее.
— Милый, я у нее взяла не деньги. Так и знала, что гы ничего не поймешь. И вообще не стоило писать об этом.
— А где же ты достала такую сумму?
— Потом расскажу. Когда поправишься. Тебя скоро выпишут?
— Не знаю.
— Ведь теперь тебя не посадят в тюрьму?
— Да вроде нет,— соврал я, не желая ее волновать.— А как твои дела?
— Какими они могут быть без тебя? Скверные дела. Ночами не сплю, снятся кошмары. Что с тобой случилось, что ты такое сделал?
— Ничего особенного. Попал в катастрофу.
— Какую катастрофу?
— Переезжал через Даугаву, на мосту меня зацепил извозчик. Я упал с велосипеда...
— И за это тебя арестовали?
— Нет, Гита. Но с этого все началось... Как поживает Борис?
— Почему ты не рассказываешь, что было дальше?
— Я не могу тебе этого рассказать... Как поживает Борис?
— Он собирается уезжать.
— Куда?
— Он тоже... он тоже не может сказать,— сердито отрезала Гита.
— Надолго?
— Говорит, надолго. Может, навсегда...
— Навсегда?
— Так он сказал.
— А когда он собирается уезжать?
— Не знаю.
— Я должен с ним встретиться.
— К тебе никого не пускают.
— Я должен сообщить ему нечто очень важное.
— Говори, я передам.
— Я могу сказать это только ему.
— Мне ты не доверяешь?
— Дело не в этом...
В глазах Гиты блеснули слезы.
— Анатол, почему ты мне не доверяешь?
— Я доверяю тебе, Гита, но я не имею права никому об этом рассказывать. Не имею права, понимаешь? Пусть он придет к окну. Мне срочно нужно с ним поговорить.
— Хорошо, если ты не доверяешь мне, я скажу ему. А теперь... Мне разрешили только на одно мгновение. Я опять приду. До свиданья!
И, послав воздушный поцелуй, Гита исчезла.
— Гита! — крикнул я.
Через мгновение в окне снова показалась ее черная головка.
— Ты меня звал?
— У меня к тебе просьба.
— Говори же. Ты не представляешь, как трудно мне держаться. Я стою на узенькой кромке фундамента.
— Напиши отцу, что я заболел. Пусть он приедет.
— Хорошо, напишу.
— Мне нужны деньги. Надо будет платить за лечение.
— Не беспокойся, милый. Все давным-давно уплачено. Пусть это тебя не тревожит.
— Я должен вернуть тебе деньги.
— Не надо мне никаких денег.
— Нет, Гита, так не пойдет.
— Все уплачено, поверь мне.
— Напиши отцу, чтобы приехал,— настаивал я.— Неужели тебе так трудно?
— Хорошо, напишу. Только не волнуйся, милый. Тебе вредно волноваться. Это все, что ты хотел мне сказать, Анатол?
— Все. Хорошо, что ты пришла. Ты опять придешь, правда?
Наверное, Гита устала стоять на цыпочках на узкой кромке фундамента. Ее головка снова исчезла, и в палату из больничного сада вместе с щебетанием птиц залетели ее последние слова:
— Я приду, Анатол! Только спи спокойно и ни о чем не думай. Все будет хорошо. До свиданья!
После стольких дней тоски и томительной неизвестности встреча с Гитой немного успокоила мои взвинченные нервы. То, что Гита сделала для меня в такой тяжелый момент, мог сделать только настоящий друг или любящий человек. А главное, она поверила мне, поверила в мою порядочность, хотя я ничего не мог ей рассказать. Ее вера окрылила меня, и я твердо решил поскорее подняться на ноги. Назло всем мерзавцам, желавшим моей гибели, я буду жить и бороться так же, как раньше. И если опять попаду в лапы этим извергам, они смогут убедиться, что закаленную сталь согнуть куда труднее, чем простое железо. Да, тогда я был мягким железом. Теперь я стал сталью, булатным мечом, клинком, отливающим ненавистью...
Я послушно выполнял все предписания доктора Тибета, и мое здоровье день ото дня улучшалось. Когда пришел Борис Эндруп, я мог самостоятельно сидеть в постели. Мы говорили с ним так же, как с Гитой,— через открытое окно. В нашем распоряжении было всего несколько минут, и все-таки я успел рассказать Борису самое главное. Особенно его интересовали обстоятельства моего ареста и допрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153