Мы встали и чокнулись за здоровье и успехи хозяина.
— Вы любите бой быков? — спросил я. У старика загорелись глаза.
— Еще бы! Где вы найдете испанца, который не любит боя быков! В молодые годы я с женой и детьми ездил верхом на осле в Кордову, чтобы посмотреть на знаменитые бои быков. На дорогу уходило по нескольку дней.
— Мне тоже нравится бой быков,— сказал Дик.— Я был на одном во Франции, в Монпелье. Здорово!
— Настоящие бои бывают только в Испании,— возразил крестьянин.— Приезжайте после войны, и я отвезу вас в Кордову. Посажу на почетное место, и тореадор в благодарность за вашу помощь преподнесет вам ухо или хвост сраженного быка. Это самый почетный подарок тореадора, и вы все его обязательно получите.
— Откуда же взять столько быков — ведь нас так много! — сказал я.
— Всем хватит! — с жаром воскликнул крестьянин. — Что такое бык по сравнению с человеком? И если вы ради нас не щадите своих жизней, неужели мы пожалеем для вас быка? Да я сам спущусь на арену и заколю для вас быка, сам отрежу ему ухо и подарю вам.
Мы смеялись, а старик недоуменно пожимал плечами.
— Чего смеетесь? Думаете, стар, не одолею быка? Я всегда мечтал стать тореадором. В молодые годы не удалось, а теперь пойду и заколю быка. Вот увидите, только сначала отвоюем свободу. Людям нужна свобода, как влага земле...
Мне очень нравился старый крестьянин. Я обнял его и расцеловал. У него была колючая борода, а лицо в глубоких и частых морщинах. Старик совсем растаял. Он снова наполнил кружки мускатом.
— Еще мне бы хотелось научиться читать и писать,— продолжал он.— А то что это за человек, если он не умеет читать и писать! Мои сыновья научились читать и стали умнее меня самого. А должно быть наоборот. Уж тогда мир не собьется с пути, как сейчас. Отцы должны быть умнее своих сыновей, чтоб всегда могли наставлять их уму-разуму.
— Вы довольны своими сыновьями? — спросил Борис.
— Сыновья у меня хорошие,— ответил крестьянин.— Один — коммунист, другой — социалист, третий — анархист. А был бы я умнее, они были бы все или коммунистами, или социалистами, или анархистами. Но я их не умел убедить. Они читают газеты и спорят промеж себя до хрипоты, а я только ушами хлопаю. Это никуда не годится. Сыновей учить надо, а не слушать их. А чтоб учить, нужно самому иметь голову на плечах.
— Вашей голове позавидовать можно,— сказал я.
— Да, жизнь меня маленько научила,— согласился старик.— Моя единственная школа. Но они-то умеют читать. С письмом у них, правда, не очень ладилось, но каждый читал свою партийную газету.
— И спорили?
— До хрипоты. Но когда на республику пошли фашисты, я сказал им: «Кончайте споры, все, как один, на фронт!»
— Что же, послушались?
Старик удивленно посмотрел на меня.
— Еще бы! Отец им я? Отец. Приказ дан? Дан. Пошли все трое и дерутся, как черти! Тут, неподалеку от Кордовы. Одного недавно ранили, лежал в госпитале. Навещал его. Отвез на осле вина, арбузов, табачку, но табак у нас неважный. Табак сушь не любит, и пыли у нас много. Зато ух и крепкий! Затянешься, голова кругом. Сам-то я не курю, а сыновьям сажаю. Сейчас дам попробовать.
Старик ушел и скоро вернулся с плотным сухим самосадом. Он дал по очереди понюхать каждому. От одного запаха захватывало дух. Старик растер табак на ладонях, и мы свернули цигарки.
— Ну как? — спросил старик.
— Табачок что надо,— ответил я, закашлявшись.— Такой любого крепыша с ног свалит.
— Любого быка,— поправил крестьянин.— Такого табака по всей округе не сыщешь.
— А запах-то! — восторгался Пендрик.
— За километр почуешь,— нахваливал крестьянин. Яну Цериню сделалось плохо. Он побледнел как
полотно и скрылся в зарослях олеандра. Вернувшись, он сказал:
— Это не табак, а динамит. В госпитале отвык от курева.
— И мне от него тошно,— сознался Август Саука.— Как вы только курите?
Но мы курили и чувствовали себя прекрасно — то ли от вина, то ли от ночной тишины Южной Испании, то ли от сердечного радушия старика крестьянина.
— У меня еще есть пять кроликов,— сказал хозяин.— Знал бы заранее, что у меня будут дорогие гости, сделал бы жаркое. Таких кроликов вы не пробовали. Если как следует приготовить, во рту тают. Ну что, давайте зажарим, а?
— Не стоит,— сказал Пендрик.
— Пятерых всем будет вдоволь, и времени много не займет. Вы пока разожгите огонь, а я пойду зарежу...
Мы с трудом уговорили старика приберечь кроликов до поры до времени. Тогда хозяин вынес нам соленых маслин.
В разгар веселья Пендрик отвел меня в сторону. Мы присели у пахучего куста роз.
— Анатол, что ты думаешь о последних событиях? — озабоченно спросил Пендрик.
— Каких событиях?
— Ты что, не читаешь газет?
— Читаю. Мы потерпели неудачи на Бискайском фронте, в Астурии...
— Ты называешь это неудачей? Это разгром.
— Ну и что? Что же нам теперь — опустить руки, по-твоему? Мы наступаем под Сарагосой. Бельчите уже в наших руках.
— Чепуха,— отмахнулся Пендрик.— Разве это наступление? Вот они действительно наступают! Скоро вся земля басков, вся Астурия будет у них.
— Да кто тебе нарассказал все это?
— Врач батареи.
— Мануэль Зоро?
— Мануэль много ездит, много слышит.
Я ушам своим не верил. Мануэль Зоро лечил меня после контузии и даже хотел, чтобы я остался у него. Тогда он произвел на меня благоприятное впечатление.
Неужели теперь печальные события на Северном фронте подорвали в нем веру в победу?!
— Мануэль на многое открыл мне глаза,— продолжал Пендрик.
— На что именно?
— Республике не хватает оружия и боеприпасов, в тылу голод. А советские пароходы с оружием до нас не доходят, их пускают ко дну итальянские подводные лодки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153