Долго ли сможем так держаться? Да и у нас, говорит, скоро иссякнут снаряды.
— Снаряды получим,— сказал я.— В Каталонии пущен оружейный завод.
Пендрик вздохнул.
— А вдруг начнется заваруха? Тогда нам крышка. Никуда не денешься. Всех в порошок перетрут.
— Какая заваруха? О чем ты?
— О восстании. Забыл майские события в Барселоне?
— Нет, не забыл. Тогда самих же путчистов перетерли в порошок.
— Но анархисты не успокоились на этом. Мануэль показывал мне листовку — против Народного фронта и республики. Коммунистов она объявляет виновниками всех бед и несчастий Испании.
— А как полагает сам Мануэль Зоро? — спросил я.
— Он считает, что могут произойти беспорядки. Часть социалистов, говорит, выступает за переговоры с генералом Франко. Только ты об этом никому ни слова,— предупредил меня Пендрик.— Мы с ним друзья, я ему обещал...
— Конечно,— ответил я.
— Так что положение серьезное, Анатол, и я тебя по-дружески спрашиваю; как быть? Возможно, ничего и не случится... А вдруг?
— Что вдруг? — прервал я его.— Разве не знал, когда сюда ехал, что можешь погибнуть?
— Конечно, знал,— серьезно ответил Пендрик,— Но умереть на поле боя — это одно дело, а погибнуть в тылу...
— Не бойся! — успокоил я его.— Наслушался сплетен, сам поверил и другим передаешь.
— Только тебе, больше никому. Так ты считаешь, что Зоро не прав?
— Не сомневаюсь,— ответил я.— Постарайся с ним больше не видеться.
— Это невозможно. Медпункт в том же доме, вон там в саду... Зоро у нас кормится.
— А вас подкармливает сплетнями.
— Он приятный человек.
— Я и сам так полагал. Но раз он говорит такие вещи, он что-то скрывает за душой.
— Не может быть!
— Я не утверждаю, но я допускаю это.
— Ты не доверяешь ему?
— Нет, и тебе советую быть поосторожней,— ответил я, и мы вернулись к столу.
Появился ароматный кофе и привезенный Яном Церинем коньяк. Мы еще долго болтали, шутили, распевали песни. Дик, надев свою юбку, исполнил боевой шотландский танец. Уже за полночь из сумрачного сада вышел врач. Он был в коричневой шелковой пижаме, в руке — ароматная сигарета.
— Лежу слушаю и не могу уснуть,— сказал он.— Решил посмотреть, что за веселье.
— Товарищ вернулся из госпиталя,— объяснил Август Саука.— Тот самый, что заболел по дороге в Мадрид.
Мануэль Зоро приветливо поздоровался с Яном Церинем и подсел к столу. Ему налили кофе, коньяку. Он пил с большим удовольствием и расспрашивал Це-риня о положении в Мадриде.
— Там все по-старому,— рассказывал Церинь,— только с продовольствием туго.
— Да, сейчас везде тяжело с продовольствием, но это явление временное, с этим мы быстро справимся,— сказал Мануэль Зоро, и в его голосе звучала несокрушимая уверенность. Это было нечто совсем противоположное тому, что рассказывал Пендрик. Неужели Пен-дрик все это выдумал? Зачем? В продолжение всего вечера поведение Мануэля было безукоризненно.
— За победу Народного фронта! — провозгласил он, подняв свой стаканчик коньяку.— Смерть фашизму!
Пендрик смотрел на него во все глаза, как на привидение с того света. Я заподозрил что-то недоброе. По дороге домой я пересказал Борису свой разговор с Пендриком. Борис пожал плечами.
— На Мануэля Зоро это не похоже. Лучший врач дивизиона. Наверное, Пендрик здорово приврал. Конечно, отчасти Мануэль прав. Республика действительно в опасности. Если Франция не откроет границы, нам станет еще трудней.
Потом всю дорогу молчали. Только развеселый Дик, которого Саука и Церинь вели под руки, без умолку распевал шотландские песенки.
Глава б
ЗЕМЛЯ И КРОВЬ
В течение целого месяца республиканцы на Южном фронте вели наступательные операции. Но все эти операции были плохо подготовлены, разрозненны и стоили многих жертв. Отдельные высоты по нескольку раз переходили из рук в руки, и там каждая пядь земли была обагрена кровью. Мы с Борисом, Добриным и Гечуном неделями сидели в горах, выслеживая противника и огнем подавляя его опорные пункты. Но как только республиканцы занимали какую-нибудь высоту, фашисты тут же обрушивали на нее всю мощь своей артиллерии, авиации. Наши летчики были бессильны перед воздушной армадой мятежников. Как-то утром гитлеровские истребители за каких-нибудь^ двадцать минут сбили пять наших самолетов. Это была большая потеря.
Вскоре после сражения к нам на наблюдательный пункт поднялся Мануэль Зоро. Он сказал, что поспешил на помощь, как только прослышал, будто наш наблюдательный пункт подвергся бомбежке.
— Как вы узнали? — удивился Борис.
— Фельдшер испанского батальона вывозил отсюда раненых.
Наблюдательный пункт в самом деле бомбили, но бомбы упали в сотне метров от него. Мы все, конечно, были тронуты вниманием и заботой врача. Он провел у нас весь день, интересовался расположением передовых линий республиканцев и обороны противника, внимательно разглядывал карты с нашими пометками.
Под вечер небо затянули тучи, полил сильный грозовой дождь. Мы укрылись в хибарке, сложенной из камня, и слушали, как от раскатов грома содрогается горный массив.
— Кончилось лето, теперь польют дожди,— сказал Мануэль Зоро.— Ужасная пора. Земля превращается в кашу, а сверху все время хлещет вода. Осень в Испании неприятная.
— Зато отдохнем,— сказал я.— Люди устали от боев, теперь хоть дух переведут.
Зоро усмехнулся.
— Едва ли... Вчера в Астурии капитулировали последние республиканские части. Теперь все побережье Кантабрии в руках Франко. Десять фашистских дивизий с авиацией, артиллерией будут переброшены на Юг и в Центр.
— Откуда у вас такие сведения? — насторожился я, вспомнив недавнюю беседу с Пендриком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153