— У нас тоже будет много фарфора,— прошептал я.— Будет и севрский и... Как ты сказала?
— Мейсенский и розенталь...
— Вот, вот,— подхватил я.— Будет у нас и мейсенский и розенталь. И всякие другие марки. Я ведь тоже люблю фарфор. А у тебя очень красивая ваза. Лилия потонула в ней, как в белом омуте. И лилия чудесная. Никогда не видел такой лилии... Ты спишь?
Гита не ответила. Она дышала глубоко и ровно, как дышат во сне уставшие люди.
А я еще долго не мог заснуть. По тротуару туда и обратно все расхаживал шпик, и это бесило меня и тревожило. Только бы не задержали! Поскорей бы исчезнуть! Как трудно жить, когда со всех сторон тебя окружают враги! Я постарался рассуждать трезво: ведь если бы они хотели меня арестовать, давно могли бы это сделать. Нет, они пытаются использовать меня как приманку, выведать, с кем я встречаюсь. Значит, надо быть вдвойне осторожным. Они прекрасно осведомлены о моих отношениях с Гитой, и когда им не удалось выследить меня в городе, они приехали сюда, предположив, что я скрываюсь у Гиты. И они не ошиблись, там ведь тоже не дураки. Но я должен перехитрить их. Не подавать признаков жизни — и шпик уйдет, несмотря на открытую калитку. Ему надоест, он устанет и уйдет. А завтра для отвода глаз я возьму у доктора Тибета справку и явлюсь с ней в полицию. Тем самым отведу от себя подозрения в возможном побеге...
Эти рассуждения успокоили меня. Воровские шаги на тротуаре замолкли. За прозрачными занавесками смутно белел рассвет. Затаив дыхание, я снова прислушался. Нет! Ни звука. Только у меня в груди громко стучит сердце. И вдруг тишину нарушил бодрый, радостный клич: «Ку-ка-ре-кууу!»
Глава 13
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Проснулись мы поздно. Я обошел вокруг дома и убедился, что шпик действительно исчез. Гита осталась на даче, а я отправился поездом в город к доктору Тибету.
— Вчера мне звонили из политического управления,— сказал он.— Справлялись о вашем здоровье. Я ответил, что пока не могу сообщить ничего утешительного. Как самочувствие? Что-то мне ваш вид не нравится.
— Самочувствие неважное,— соврал я,— нервы пошаливают, бессонница.
— Значит, я не покривил душой, сказал им чистую правду. Так чем могу быть полезен, господин Скулте?
— Мне нужна справка о состоянии здоровья. Я снова должен отметиться в полиции. А то, чего доброго, там сочтут, что я здоров и просто уклоняюсь от ответственности.
— Сейчас напишем вам такую справку,— сказал доктор и нажал кнопку звонка.
В кабинет вошла старшая сестра Лилия Земдега, как всегда спокойная, красивая. Светлые вьющиеся волосы выбивались из-под белоснежной косынки, голубые глаза приветливо улыбались. Она поздоровалась со мной и сказала, что я выгляжу прекрасно.
— Что вы, что вы, госпожа Земдега! — воскликнул доктор Гибет.— Здоровье нашего пациента пока оставляет желать много лучшего. Сейчас мы напишем об этом справку.
Лилия писала, доктор Гибет диктовал: «Заключение о состоянии здоровья. Настоящим удостоверяю, что мой пациент Анатол Скулте после перенесенного им общего потрясения организма и кровоизлияния в мозг (инсульта) по-прежнему находится в тяжелом состоянии и нуждается в отдыхе, покое и систематическом лечении. Выдано для предъявления в полицию. Доктор Гибет».
Лилия Земдега ушла перепечатать справку, мы с доктором остались вдвоем. Его пальцы беспокойно барабанили по столу. Наконец он сказал:
— Господин Скулте, должен вас предупредить, что подобную справку выдаю вам в последний раз. Извините, иначе не могу. Вчера мне звонили, предупреждали. Поймите меня правильно, господин Скулте, я не могу... Они соберут консилиум, и тогда... всему конец. Закроют мою клинику, запретят частную практику. А вас арестуют и будут судить. Я просто удивляюсь вашей выдержке. Откуда только силы берутся! Вначале ваше состояние было почти безнадежно. Вы это понимаете?
— Понимаю, господин Гибет. Вы спасли меня тогда...
— А теперь уж не смогу,— повторил он.— С некоторых пор я начинаю задумываться: где мы — в демократическом государстве или в огромной тюрьме? Ответ напрашивается сам собой... Куда ни глянешь, кругом штыки, садизм, попрание элементарных гражданских свобод, смехотворный культ доморощенного диктатора — на манер нацистской Германии. Мои нервы не выдерживают. Рассудок восстает и негодует. А что толку? Мы всего-навсего маленькие камешки, сорванные с места и влекомые страшной, гибельной лавиной. Если только война не сотрет с лица земли все человечество, грядущие поколения будут смеяться над нами. Над нашей трусостью, над тем, что мы позволили залезть на троны убийцам и сами безропотно копали себе могилы...
— Но ведь не все живут так, как мы,— заметил я.
— Вероятно, вы имеете в виду Советский Союз? Испанию? Но их тоже предоставили своей судьбе. Черная лавина фашизма все сотрет с лица земли, все! Свобода, гуманизм — все погибнет. Все погребет под собой лавина фашизма.
— Вы чересчур пессимистичны, доктор,— сказал я.— В мире есть силы, которые борются против фашиз-
100
ма и способны сдержать лавину. Поверьте мне, господин Гибет, они задержат ее... Если мы потеряем веру в будущее, мы потеряем почву под ногами. Какой тогда смысл жить, бороться, мечтать о завтрашнем дне!
— Восхищаюсь вами, господин Скулте. После всего, что вы недавно пережили, верить в светлое будущее человечества... Я, к сожалению, утерял эту веру. Случай с вами для меня был последней каплей. Нас затягивает мерзкое зловонное болото. Уж если нет надежды выбраться, лучше опустить руки, чтобы скорей наступал конец.
— Нет! Нельзя опускать руки! Доктор Гибет устало улыбнулся:
— Но если нет никакой надежды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153