— молила Росита.— Мне страшно одной.
Машины ехали медленно, словно в похоронной процессии,— вся дорога была запружена. Шофер беспрестанно гудел и часто нажимал на тормоза. Я нервничал, таким черепашьим шагом было трудно догнать товарищей.
— Куда вам спешить? — сказала Росита.— Хоть наглядимся напоследок на вольную природу.
Из окон открывался изумительный вид на Пиренейские долины, й Росита, задумчиво глядя вдаль, спросила:
— Как выглядел наш Карлет?
— Он был очарователен,— ответил я.— Еще краше, чем в первую нашу встречу.
— Тогда была зима, январь.
— А в этот раз — осень. Но Магро такая же быстрая, звонкая.
— А сад?
— Он весь был усыпан плодами. Росита вздохнула.
— Некому собирать, а теперь и подавно... Я даже не знаю, где похоронен отец...
— Мы с ним долго тогда говорили.
— Что он говорил?
Я передал ей наш разговор. Она расплакалась.
— У меня был чудесный отец, правда? Умный, добрый...
Чтобы переменить разговор, я сказал:
— Росита, не сердись на меня за те слова, в гостинице... Поверь, я не хотел. Я...
— Ерунда,— усмехнувшись, перебила Росита.— Это было даже к лучшему. По дороге домой я разругала себя и приняла решение... Конечно, я бы никуда не уехала, если бы знала, что могу потерять отца. А теперь...
Она замолчала.
— Что же теперь?
— А теперь я всю жизнь отдам Испании, всю свою жизнь! — воскликнула она горячо.— Нет в моей жизни более великой цели.
— Более великой и быть не может,— сказал я.
— Они надеются,— продолжала Росита так же запальчиво,— что, обескровив испанский народ, добьются победы. Но наш народ соберется с силами и снова поднимется. И снова будет бороться. Еще отважней и решительней. И победит, поверьте мне, победит.
— Я верю.
— Вот и хорошо, Анатолио! Нам надо держаться. Впереди, наверное, трудные дни. Нас упрячут за колючую проволоку. Но мы вырвемся на свободу. Мы станем свободны. Народ поднимется и победит...
— Центр еще держится,— сказал я.
— Зачем обманывать себя, Анатолио? Республика победит, только не сейчас. Сейчас все кончено. Но знамя республики остается. Оно обагрилось народной кровью. Когда-нибдь оно станет победным знаменем. На веки вечные...
Машину снова задержали — проходила колонна, Я выглянул в окно. Это были мои товарищи.
— Росита, мы должны расстаться,— сказал я.— Там мои друзья, я сойду.
Мы смотрели в глаза друг другу.
— Хорошо, Анатолио,— наконец прошептала она.— Ничего не поделаешь. Жаль, что так скоро пришлось расстаться» Не сердитесь на меня... Я тебя очень...
Я поднес к губам ее прохладную руку.
— Что бы тебе оставить на память, Росита? Просто беда, у меня ничего нет.
— Ты оставишь прекрасное воспоминание о себе,— сказала она, тепло улыбнувшись.— Что может быть лучше?
Только тут я вспомнил, достал из кармана комочек марли и протянул его Росите.
— Возьми! Это осколок, сваливший меня однажды в лихую ночь на Южном фронте.
Она развернула марлю и вынула осколок.
— Какой огромный! Он же мог тебя убить. Спасибо... Росита прильнула ко мне. Я поцеловал ее и стал
прощаться.
— Прощай, Росита. Может, еще встретимся. Я никогда не забуду тебя. До свидания!
Я спрыгнул на дорогу, Росита со слезами на глазах стояла в раскрытой дверце санитарной машины...
— Анатолио, я разыщу тебя!
Мы шли весь день, всю ночь и только под утро достигли концлагеря. Это была огромная песчаная пустошь на берегу Средиземного моря, где за колючей проволокой к нашему прибытию уже находилось несколько десятков тысяч заключенных. По краям этой пустоши торчали башенки с прожекторами и сенегальцы с пулеметами. Что-то покрикивая, гарцевали на конях жандармы.
С вершин Восточных Пиренеев дул холодный ветер. Чтобы хоть немного согреться, я зарылся в песок, и ветер сыпал на меня миллионы песчинок, постепенно укрывая, словно теплым одеялом. Мимо шагали чьи-то усталые ноги, но я их не видел. Я не слышал и выкриков жандармов, топота конских копыт. В ушах снова и снова звучали слова, все те же слова:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться... Эти слова мне сказала Росита Альварес? Да, она.
Но потом я расслышал голос Альбины Пинедо, и она говорила:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться.
А потом говорил и профессор Альварес, Борис Эндруп, другие, и все они повторяли все те же слова:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться. Потом в пустынных горах под цветущим миндальным
деревом зарыдала валторна. Траурный марш? Я прислушался. Это была песня. И я отчетливо расслышал слова этой печальной песни:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться...


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153