Если бы они решились открыть огонь, мне бы досталась первая пуля. Но они не решились. Свернув с тропы, они исчезли в зарослях кустарника.
Мы взбирались все выше и выше. Я не мог надивиться, с какой легкостью поднимались в гору разведчики. Они чувствовали себя здесь как дома, шли как будто на прогулке. А мне приходилось туго. Вспоминалась первая встреча с горами — переход через Пиренеи. Тогда было еще трудней. Тогда мне казалось, что я не выдержу. Теперь я знал, что выдержу.
Стихли песни, прекратилась перепалка: все уснуло в горах. Только посты да сторожевые охранения, с обеих сторон^ выдвинутые вперед, не дремали. Через несколько часов на рассвете начнется обычный фронтовой день. И снова над долиной засвистят снаряды, пули, и снова смерть будет выискивать жертвы. Вот и теперь она безмолвно шагает рядом, еще не зная, чье сердце, полное любви к этой прекрасной стране и ненависти к ее врагам, достанется ей в добычу. Этого никто не знал, и хорошо, что не знал...
Перед атакой на пулеметную точку мы прилегли отдохнуть. Все сбились в кучу. Хозе шепотом давал последние указания. Мне он предложил остаться внизу, среди скал: будут раненые, их доставят сюда. Но мне было жутко оставаться одному, и я попросился идти вместе со всеми. Хозе согласился и выделил мне в помощь солдата. Мы все были разбиты на три группы: первая отступала с пулеметом, вторая — с пленным, третья — с ранеными. Задание было ясно. Ребята стали обходить пулеметную точку. Брошенная комиссаром граната должна была служить сигналом атаки. Я все время держался рядом с Хозе. Вокруг пояса у него была обмотана веревка — для пленного. Мы крались бесшумно, как волки. Еще несколько секунд, еще несколько, еще... Хозе махнул — всем залечь. Мы прильнули к земле. Встав на колено, Хозе метнул гранату. Раздался взрыв, за ним другой, третий... Как только пронесся шквал осколков, все кинулись к пулеметному окопу. Со скалы открыли огонь, но никто не обратил на это внимания. Трое разведчиков подхватили пулемет и заранее намеченной дорогой стали спускаться вниз. Хозе в это время боролся с крепышом фашистом. Он прыгнул ему на спину, пытаясь свалить, но тот не поддавался. Подбежали еще двое разведчиков. Общими усилиями они быстро скрутили ему руки, опутали веревкой и тоже скрылись в темноте.
— Надо прикрыть отступление,— возбужденно шептал Хозе.— Тебя не ранили, медико?
Со скалы беспрерывно стреляли. Швырнули гранату.
Она глухо разорвалась совсем рядом. Больно ударило в голову, и будто острым ножом полоснули левое колено.
— Все назад! — крикнул Хозе.— Я остаюсь... Все назад!
Хозе лежал на земле. Я подполз к нему.
— Медико,— шептал он.— Я остаюсь... не могу... Я задержу. Уходи!
По моему лицу текло что-то теплое. Это был не пот. Кровь. Я дотронулся до колена, и оно было тепло и влажно от крови.
— Идем, я помогу,— сказал я Хозе.— Обними меня! За шею. Я унесу...
— Поздно, медико, поздно,— ответил он глухо.— Не мешкай, уходи! Передай Марко... Скажи ему... У него есть адрес... Уходи! Держи руку...
Я схватил его руку. В ней еще билась горячая жизнь.
— Иди же! Передай Марко...
Со скалы снова бросили гранату. Я приник к земле. От взрыва заложило уши. Просвистели осколки. Хозе не поднял головы. Он был мертв.
Разведчики давно исчезли в темноте. Приставленный ко мне солдат тоже куда-то скрылся. Я остался один, совсем один среди врагов, у холодеющего тела комиссара. Я знал, что надо немедленно уходить, и знал, что мне никуда не уйти, потому что ранен в ногу. Даже если я попробую ползти, меня нагонят и прикончат фашисты. Я сжал в руке пистолет.
Указательный палец уже лежал на спуске, холодная сталь касалась виска. И вдруг я расслышал чьи-то шаги. «Может, это мой солдат?» — пронеслось в голове. Последняя надежда! Он поможет мне выбраться! Ну, конечно, это он! Я ждал. Секунды тянулись мучительно долго, как месяцы для прикованного к постели больного. Шаги приближались. Из темноты показался человек с винтовкой.
Враг!
Я лежал, не двигаясь, как убитый. Человек приблизился к трупу Хозе, опустил винтовку и потянулся за наганом комиссара. В этот момент я ткнул ему под нос пистолет и прохрипел:
— Молчать! Ни слова!
Солдат онемел от страха. Я вырвал наган из похолодевшей руки Хозе, сунул его в карман и приказал:
— Помоги мне подняться! Вот за это плечо!
Он исполнил приказание. Его сильные руки крепко держали меня, а я так же крепко прижимал к его виску пистолет.
— Теперь веди!
— Куда, сеньор?
— Б долину.
— Долина велика.
— К источнику.
— А там меня отпустите?
— Не рассуждай, веди!
Солдат повиновался. Ему было трудно: я почти не ступал на левую ногу.
— Не ходи на тропу,— сказал я.— Там ваши посты. Возьми левее!
Солдат послушался. Над нами свистели пули, где-то рвались ручные гранаты, а мы все ниже спускались в долину. Не раз спотыкались в темноте, падали, но я ни на миг не отпускал от себя своего пленника. Одной рукой обвил его шею, другой изо всех сил прижимал к виску пистолет.
— Не давите так сильно, сеньор, мне больно,— сказал он, и я слегка ослабил нажим.
— Если вздумаешь бежать, пристрелю на месте.
— Я и не думаю бежать, сеньор.
— Тише!
— Хорошо, хорошо, сеньор.
— Если выведешь меня, сохраним тебе жизнь.
— Вы расстреляете меня.
— Мы пленных не расстреливаем.
— Нам говорили, вы всех подряд расстреливаете.
— Неправда. Прибавь шагу!
— Анархисты, я слышал, всех подряд расстреливают.
— Так же, как вы,— ответил я.
— Мы расстреливаем только коммунистов и бойцов интербригад.
— Вы всех подряд расстреливаете,— сказал я.
— Мне тяжело,— сказал он, запыхавшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153