Я все же поставлю их в вазу.
— Нет, нет, пускай увядают у меня на груди. Ты еще посидишь?
— А тебе не тяжело?
— Мне очень, очень хорошо. Только в ушах словно гул какой-то. Наверное, по улице кто-то проехал?
Кругом стояла гробовая тишина.
— Да, на улице проехали,— ответил я.— Наверное, машина. Здесь целый день ездят машины.
— И даже ночью,— сказала Гита.— Ночью они так громыхали, так громыхали... Чуть перепонки не лопнули... Слышишь, опять проехали?
Я вслушивался в тишину и чувствовал, что страх заползает мне в душу.
— Да,— сказал я.— Кто-то опять проехал. Здесь неспокойное место, город...
— В Риге лучше,— сказала она совсем тихо.— У доктора Тибета было лучше. Здесь слишком шумно, правда, милый?
Она закрыла глаза. Мне показалось, что ее ладони, сжимавшие мои руки, начинают холодеть.
— Ты спишь? — тихо спросил я, но она не ответила.— Ты поспишь?.. Ты устала?.. Тебе больно?..
Гита не отвечала. Я высвободил свои руки из ее рук и осторожно поднялся. Наверное, она уснула...
Раскрылась дверь палаты, вошел профессор и с ним сестра. Он кивнул, чтобы я вышел. На пороге я обернулся, спросил:
— Она спит? Она не потеряла сознание? Профессор грозно глянул на меня, и я поспешил
выйти. Довольно долго я стоял у двери. Наконец дверь растворилась, я замер. Профессор был мрачен, он остановился и бросил на меня сочувственный взгляд. Я понял его без слов.
— Кроме вас у нее в Париже есть близкие?
— Мать,— ответил я не своим голосом.
— Позвоните, пусть приедет,— сказал он тихо.— Проститься...
— Не может быть! — прошептал я с каким-то злым упрямством, но профессор ласково положил мне на плечо руку и сказал:
— Увы... Она будет жить еще несколько часов...
Гита прожила дольше. Она умерла только поздно вечером, умерла без стона и страданий. Она, казалось, медленно увяла вместе с моими чайными розами, лежавшими у нее на груди.
Глава 21
НА ПЕРЕПУТЬЕ
Через десять дней все было готово для отъезда госпожи Юдиной в Ригу. Урну с пеплом Гиты я передал за неделю до этого одной похоронной фирме с условием, что к определенному сроку ее переправят поездом в Ригу. В том же поезде было заказано отдельное купе для матери Гиты и маленького Анатола. Прежде чем пойти за сыном в родильный дом, я пригласил госпожу Юдину пообедать со мной.
За столом мы больше молчали, и прощальный обед скорей был похож на поминки. Наконец она сказала:
— Итак, мы с Анатолом уезжаем... Как жаль, что вы не можете ехать с нами!
— Меня бы сразу задержали, прямо на границе.
— Вам нужно растить сына. Может, они это учтут, и суд вас оправдает?
— Что вы! Наоборот, теперь меня судили бы с большей строгостью. Судили бы еще за побег.
— Да, видно, им неведома жалость,— вздохнула мать.— Боже, что они сделали с моей дочерью! — воскликнула она и снова заплакала.— Душегубы... Я воспитаю его, можете не беспокоиться. Только вот увидимся ли когда-нибудь?
— Непременно увидимся. Я вернусь. Приеду при первой же возможности.
— Будем ждать,— ответила госпожа Юдина.— Я собиралась было сделать решительный шаг в своей жизни, но теперь...
— Что вы хотели сделать?
— Развестись с мужем.
Не веря своим ушам, я переспросил:
— С отцом Гиты?
Она взглянула на меня так, словно молила понять и простить ее.
— Да, я хотела развестись со своим мужем. Но только вам признаюсь: не он отец Гиты. Он ужасный и гадкий человек. А теперь... теперь опять придется жить с ним. Только не думайте, что я вас упрекаю. Ради вас и внука я готова на все. На все...
— Значит, вы разлюбили мужа?
— Я никогда не любила его,— сказала она и снова заплакала.— Он купил меня. Мы в ту пору жили на берегу одного озера. Он был в Бухаресте по делам своей фирмы. Приехал с друзьями повеселиться к нам в табор. Напоил отца и за большую сумму купил меня, как лошадь. Я никогда не любила его. Это мерзкий, извращенный человек. Но теперь я останусь с ним. Так нужно. Ради вашего ребенка.
— Вы очень великодушны, госпожа Юдина,— сказал я.~ Ни за что бы не принял вашей жертвы, если бы не обстоятельства.
— Не говорите глупости! — воскликнула она.— Все равно бы я вам его не оставила. Что бы вы стали делать с ребенком? Кроме того, вы же сами сказали, что скоро намерены покинуть Францию.
— Если мне не продлят паспорт. А его, конечно, не продлят. Во-первых, потому что паспорт фальшивый, во-вторых, есть ордер на мой арест. Словом, я должен уехать.
— Только пишите мне, где бы вы ни были, пишите. Я буду помогать вам, чем смогу. А не перебраться ли вам в Швейцарию?
— Надо подумать,— ответил я неопределенно, не желая раскрывать своих истинных планов: они бы встревожили госпожу Юдину.— Возможно, так и сделаю — поеду в Швейцарию. Посмотрим. Я буду писать вам. Вам обоим. Обязательно...
Мы встали. Обед остался почти нетронутым. Из ресторана мы отправились в родильный дом за Анатолом. Госпожа Юдина приняла его от няни, усадила нас в такси, а сама отправилась сделать кое-какие покупки. Она торопилась: поезд уходил через несколько часов.
Когда я вернулся в отель, Пьер стоял у раскрытого лифта. Взглянув на завернутого в пеленки Анатола, он сказал:
— Совсем как у моей сестры Жанны. А чем же вы будете его кормить?
— Как-нибудь покормим,— ответил я.— Он у нас скоро отправится в путь.
— Такой маленький! И куда?
— В Ригу.
— А он вынесет такое путешествие?
— Бабушка возьмет с собой что нужно,— сказал я.
— Я позвоню Жанке, чтобы ока пришла покормила его.
Он выскочил из лифта и бросился к телефону.
— Не надо! — прокричал я ему вслед, но Пьер не ответил.
Я поднял маленького Анатола в свой номер.
— Ну вот,— сказал я ему, закрывая дверь,— здесь я живу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153