— Пшел прочь! — крикнула хозяйка.— Вот я тебе сейчас!
Пес затих и, виляя хвостом, стал обнюхивать нас. Тем временем я изложил свою просьбу.
— Можете спать на сеновале,— деловито сказала хозяйка,— там еще осталось немного сена. Только не курить.
Я побожился, что никогда в рот не брал сигареты.
— Тогда забирайтесь и спите себе на здоровье,— сказала она и, помолчав, спросила: — А вы семейные?
— Конечно,— спокойно ответил я.
— А то ходят тут всякие,— ворчала хозяйка.— Иной раз, как воришки, заберутся на сеновал, даже не спросят. Только утром их и видишь, слезут да пойдут себе. Куда ж это годится?
— Распустился народ, распустился,— вытирая ноги грубым льняным полотенцем, с ехидцей заметил парень.
— Разве в наше-то время так делали? — не унималась хозяйка, но тут же смягчилась и предложила нам парного молока. Я взял целый кувшин, заплатил вдвойне и попросил две кружки. Потом мы отправились на сеновал.
11
Гита сияла от счастья.
— Ты бесподобен, Анатол. Вот уж не думала, что ты сумеешь так отлично разыграть супруга. Мне кажется, на свете нет ничего прекраснее, чем этот коровник под цветущей черемухой! Слышишь, как заливаются ласточки?
— Заливаются соловьи. А ласточки щебечут,— сказал я и в ответ услышал звонкий смех Гиты.
— А лягушки —>лягушки заливаются или щебечут?
— Лягушки квакают и голосят.
— Ох, какой ты у меня рассудительный муженек! — шутила Гита.— С этим кувшином в руке ты похож на того деревенского парня. Как он сказал про собаку?
— Коли пес громко брешет, значит, не укусит,— процитировал я.— Так же, как и человек...
— А я возьму и укушу тебя,— пригрозила Гита.— Бот увидашь...
В одном конце коровника стояла телега. Мы сложили в нее свои вещи и взобрались на сеновал. Там было еще довольно много сена, но оно пересохло и совсем не пахло, зато в раскрытую дверь сарая волнами катился горьковато-сладкий аромат черемухи.
— Какая прелесть! — восторгалась Гита.— Какие запахи!
— Ты посоветуй опту выпустить новые духи «Черемуха Гауи».
Гита поморщилась.
— Милый, зачем ты все время дразнишь меня? Все равно он запретил бы мне употреблять эти духи.
В черемухе запел соловей. Мы лежали и слушали. Птица пела прямо над нами. Нас разделяла лишь тонкая дранка крыши.
— Ты когда-нибудь видел соловья? — прошептала мне на ухо Гита.— Какой он?
— Такой же прекрасный, как ты,— тоже шепотом отвечал я.— Такой же чудесный...
Соловей пропел свою песню и полетел к другому кусту. Мы спустились с сеновала и стали готовиться к ужину. Туман окропил траву густой росой, и мы умыли ею руки.
— В каком углу сеновала ты будешь спать? — спросила Гита.
— В том же, где и ты,— ответил я.
— А я в том, где ты,— весело отозвалась Гита, раскладывая наши припасы.
Мы ужинали на траве, под черемухой. Вечер был тихий, чуткий. Запад все еще купался в оранжевой заре, а долина погружалась в темноту. У реки, где полыхал костер, звучали песни, смех, а мы были счастливы побыть наедине друг с другом в этом тихом уголке. Речные заводи и рукава дымились, точно огромные котлы. Клубились прозрачные облака тумана, постепенно обволакивая и нас — двух счастливых и вместе с тем несчастных людей. Мы ни о чек не говорили, но каждый думал о том, что после этой чудной короткой ночи придут другие, и мы проведем их в разлуке или где-то далеко, на чужбине, Видно, потому мы так глубоко, так остро ощущали великолепие этой ночи, именно потому мы были так счастливы. Большое счастье всегда мимолетно, но память о нем остается на всю жизнь...
Гите стало прохладно. Зябко поеживаясь, она сказала:
— Может, разжечь костер?
— Здесь нельзя, дорогая. А что, маленькому Аиатолу холодно?
— Он весь дрожит.
Я откупорил бутылку вина. Гита отпила несколько глотков.
— Как вкусно! — сказала она, возвращая бутылку.— Это что за вино?
— Земляничное. Наше свадебное вино. Гита обняла меня.
— Да, мы сегодня празднуем нашу свадьбу, милый.
— Тогда надо позвать гостей.
— Каких гостей?
— Твою маму,— ответил я,— моего друга Бориса.
— Нет, давай лучше отпразднуем вдвоем. Разве тебе скучно со мной?
— С тобой замечательно.
— Это хорошо, милый. Ведь мы не так уж одиноки. Кругом жизнь! Слышишь, кто-то урчит?
— Земляной рак. Пригласим его на свадьбу.
— И соловьев пригласим,— воскликнула Гита.— И голубую птичку, ту, что выпорхнула из ивы на берегу.
— И косматого Карава. И коров. И лягушек из протоков.
— И еще кого? — спросила Гита.
— И еще вот эту черемуху. Она будет посаженой матерью. Но как же быть с музыкой?
— Пригласим окрестных кузнечиков, лягушек и земляных рачков. Такой свадьбы никогда еще не бывало. Согласен? — Гита склонила голову ко мне на плечо и продолжала:
— Звезды у нас будут вместо свечек, а месяц — главный церемониймейстер. Только чем же потчевать наших гостей?
— Дорогая, у нас будет роскошный стол. Пчелы нанесут нектара и меда, лесные голуби своих яиц, рыбы из омутов будут сами прыгать на сковородку, зеленые лягушки охотно отдадут нам свои лапки, но это угощение только для дам.
— Ну нет, избавь меня от лягушачьих лапок.
— В таком случае ради нашего свадебного пира собой пожертвует заяц или, еще лучше, тетерев. Прилетит и сам порхнет в духовку. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Конечно, нет. Совсем другое дело. И вообще ты составил чудное меню. Но к такому угощению необходимо вино.
Я протянул ей вино. Мы по очереди пили прямо из бутылки.
— Где это видано, чтобы на свадьбе пили прямо из горлышка? — спросила Гита.— Мы забыли захватить посуду.
— Вся посуда на столе, дорогая,— сказал я.— Вино мы будем пить из листьев водяных лилий, пиво из ракушек, а коньяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153