— Мокрого места не останется, если будешь орать!
По мне пробежали чьи-то сапоги. С улицы донеслись выстрелы и взрывы ручных гранат. Двое подхватили меня за локти, словно мешок, вволокли в какую-то комнату, бросили на пол и захлопнули дверь.
Это была камера, обычная камера с решеткой и голыми стенами. У стены на койке, завернувшись в плащ, лежал человек. Лежал он ко мне спиной, потом медленно обернулся и едва слышно произнес:
— Это ты, Анатол?
— Борис!
— Тише! Где остальные?
— Мы пришли за вами.
— Напрасно. Они ночью всех перебили. Наши до последнего держались в церкви, пока ее не взорвали. Фашисты уже здесь?
— Пока нет, Борис. А рота на старом месте.
— Это хорошо,— и он облегченно вздохнул.— Им надо поскорей уходить, а то попадут в окружение.
— Они нас в беде не оставят,— сказал я.— Они постараются выручить нас.
— Напрасно,— прошептал Борис.— Сами попадут в ловушку. Этих бандитов немного, но они хитры.
Я поднялся, подсел к Борису.
— Ты ранен?
— Как видишь.
— Куда?
— В спину. Ноги парализованы. Осколком бомбы...— Он дотронулся рукой до живота.— И здесь, наверное, осколок. Боли ужасные.
Я приподнял подол рубахи. Все тело было в крови, но я постарался его успокоить:
— Ничего страшного. Кажется, слегка задет позвоночник.
— Нет, осколок прошел дальше,— сказал он.— Все нутро грызет. Да теперь уж все равно конец.
— Не вешай головы, еще не все потеряно!
— Разве я когда-нибудь вешал голову?
— И теперь не надо. Где Савич, Попов?
— В соседней камере. Тоже попались... А из штаба бригады почти все погибли. Кое-кто укрылся в церкви.
— Ее взорвали у нас на глазах. А этим мерзавцам от своих же здорово досталось.
— Да, бомбили крепко. Уцелела небольшая горсточка, но она пока держится, ждет фашистов. Интересно, как дела на фронте...
На улице завязалась отчаянная перестрелка. За окном с грохотом упала водосточная труба, и я невольно вздрогнул.
Борис лежал с закрытыми глазами, стиснув зубы, тяжело дыша.
— Борис!
Он не ответил.
— Борис, ты меня слышишь?
Он молчал. На лбу его выступили капельки пота. Только теперь я понял по-настоящему, что жизнь Бориса на волоске. Была бы под рукой санитарная машина, возможно, его удалось бы спасти... Но что происходит на улице? Кто в кого стреляет?
В коридоре раздался грохот. Ручная граната. Дверь камеры обдало осколками. Потом торопливые шаги.
— Анатолио! — крикнул кто-то, и я узнал голос Добрина. Подбежав к двери, я забарабанил в нее кулаками.
— Мы здесь! Откройте! Мы здесь...
Несколько дружных, сильных ударов — и дверь поддалась. Вместе с нею в камеру ввалился Дик.
— Анатолио! — Он бросился ко мне на шею.— Ты жив! Скорей, нам надо бежать!
Он тянул меня к двери. В камеру влетели Добрин и Саука.
— Чего ждешь, Анатол, скорей! Мы заняли поселок. Но времени в обрез. Сюда мчится итальянская моторизованная часть.
— Борис! — крикнул я.
Борис открыл глаза и через силу улыбнулся.
— Он тяжело ранен. Его надо спасти!
Дик выбежал из камеры и скоро вернулся в сопровождении солдат. Они где-то раздобыли носилки.
— Несите его в горы! Только осторожно! Иначе он погибнет! — наказал я.
— Попов... Савич...— прошептал Борис, когда его выносили из камеры.
Тем временем Рубэн отыскал в кармане убитого фашиста связку ключей и отпер все двери. С Поповым и Савичем мы встретились в коридоре. Разговаривать не было времени.
— Скорей, скорей! — торопил Добрин.
Мы вышли на улицу. Поселок все еще горел, но пожар затухал понемногу. На окраине застрочили первые фашистские пулеметы.
Мы покинули поселок, пересекли дорогу и двинулись в горы. Дик со своим отделением нес Бориса. Я пытался их нагнать, но они шли удивительно быстро.
За первым холмом они остановились отдохнуть, в небе загудели самолеты, и они, подняв носилки, скрылись в кустарнике. Я обернулся. Рота растянулась длинной вереницей, но все держались в строю. Отступление прикрывал Кароль Гечун со своими ребятами.
Шли долго и быстро, стараясь подальше забраться в горы. Сопротивляться было бесполезно, кончались патроны. Их стоило приберечь на крайний случай.
Разболелась моя раненая коленка. Наверное, бандиты саданули по ней прикладом или каблуком. К обычной боли я успел привыкнуть, но теперь казалось, туда вогнали гвоздь. Я скакал, спотыкаясь о камни, и припадал на больную ногу. Далеко в горах устроили привал. Дик и его ребята остановились первыми, осторожно поставив на землю носилки с Борисом.
Дик, чем-то взволнованный, бежал нам навстречу.
— Малыш! Малыш! — кричал он.— Малыш!
— В чем дело?
— Борису плохо. Он бредит. Скорей!
Позабыв о своей коленке, я побежал. Вокруг носилок толпились солдаты. Борис был бледен, губы плотно сжаты, большие руки сложены на груди.
— Отойдите,— попросил я.— Оставьте нас одних... вдвоем... Идите, идите...
— За мной! — скомандовал Микола Савич, и все ОТОШЛИ В СТОООНУ — Борис...— прошептал я, но он не отвечал.— Борис...
За горами, там, где лежал покинутый нами поселок, громыхала артиллерия и трещали пулеметы.
— Борис...
Где-то бомбили, вздрогнули скалы.
— Борис...
Я взял его руки, они были холодные.
— Борис! — почти крикнул я.
Он не ответил. Моя борода теперь касалась его лица, и я прошептал:
— Борис, дружище, что с тобой? Борис!
Со стороны Средиземного моря донесся оглушительный раскат. Наверное, взлетела на воздух какая-нибудь крепость или склад с боеприпасами.
— Борис...
И потом я крикнул изо всех сил:
— Борис!
Загремели камни. Кто-то подбежал ко мне.
— Борис!..
На плечо легла чья-то рука.
— Не надо, Малыш. Не надо...
— Он умер, Дик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153