— Через несколько лет мой сын станет офицером. И я хотел бы, клянусь вам, чтобы его воспитывали не менее строго, чем я Батырева.
Разведчики собрались быстро: два офицера, два матроса и старшина Канчук. Высадившись па берег, закинув автоматы за плечи и обвязавшись фалом, они углубились в горы. Снова начала мести метель. Темные фигуры людей вскоре потонули в белесой мгле.
Светов и Порядов, вооружившись биноклями, с палубы рассматривали берег. Светов, улыбаясь, похлопывал себя руками по бедрам; он был в отличном настроении и чувствовал себя, наверно, как Колумб, от-
крывший Новый свет. Он ничего не мог поделать с охватившим его нервным возбуждением. Для него Безымянная бухта представляла не просто географическую точку, а подступ, тайный ход к стану «синих». И хотя Светов иронизировал над своим душевным состоянием, он не мог представить себе «синих» только условным, воображаемым противником. В данный момент все его помыслы были направлены на то, чтобы перехитрить и безжалостно уничтожить «синих», как настоящих врагов. Бухту он считал своей находкой, своим призом, а себя — ее хозяином, пусть ненадолго, но все же хозяином. Он уже строил различные планы относительно безопасной проводки десантных кораблей, их размещения, и его всецело занимала мысль о том, насколько удобна береговая полоса для выгрузки оружия, техники, людей и найдется ли сколько-нибудь удобный проход среди сопок и гор в глубь полуострова. Без всего этого бухта теряла свое значение для боевой операции, а значит, теряла и значение для Светова.
— Бухта—чудо! А, Викентий Захарович?
— Да как вам сказать... диковата уж очень бухточка...
Светов рассмеялся.
— Не по-военному оцениваете. Берусь в ней разместить добрую дюжину морских охотников. На эту площадку выгрузятся минометы и легкие горные пушки. Форсируем горы... и как лавина на голову. — Светов окинул все вокруг хозяйским взглядом и добавил: «А потом хорошо бы эту безымянную дыру занести на карты под названием «Бухта «Дерзновенного».
Порядов не мог подавить улыбку. «Как совмещаются в Светове военная сметка, дерзкая смелость с чисто мальчишеским тщеславием». Порой командир «Дерзновенного» производил на него впечатление военачальника большого масштаба, будущего флотоводца, порой чем-то напоминал легко увлекающихся, мечтательных юных лейтенантов вроде стремящегося во что бы то ни стало отличиться Батырева.
— Когда мы должны вернуться в базу, Игорь Николаевич?
— В двадцать ноль-ноль я буду докладывать в штабе о результатах похода,— уверенно ответил Светов. — Это крайний срок. Панкратов не терпит неточ-
ности. — И не давая Порядову высказать сомнения и опасения, закончил: — Пойдемте-ка в рубку. Чего нам мерзнуть?
Порядов все еще не мог оторвать глаз от бинокля. У мокрых обледеневших прибрежных валунов плескалась ярко-зеленая вода, сидела, нахохлившись, чайка, осторожно поводя головой вокруг. Ветер кружил снег, бросал снежные иглы в лицо. Порядов глубже надвинул шапку на лоб и сказал:
— Метет, но здесь еще ничего, а представьте себе, как там наверху, в горах. Как бы беды не случилось, Игорь Николаевич?
Возможно, Светов и не отозвался бы на эти слова. Его голова была уже занята тем, как убедить Панкратова учесть в плане штаба «Бухту Дерзновенного» и высадить здесь хотя бы часть десантных сил. Но в голосе Порядова Светову почудился скрытый упрек: «Неправильно ты сделал, что послал Батырева в разведку!».
Светов зло постучал носком ботинка о палубу, сбивая наледь.
— Ничего, все обойдется хорошо. Какая может быть беда, Викентий Захарович?
...Чайка сорвалась с валуна, клюнула воду и с рыбешкой в клюве, косо летя против ветра, взмыла ввысь.
Беда все-таки пришла, разведчики не вернулись в назначенное время. Порядов изнервничался. Он трижды предлагал отправить на розыски вторую группу. Светов поглядывал на часы и отмалчивался. Нетерпение, досада, гнев переполняли его, однако лицо его хранило спокойствие, и только в потемневших глазах тлел недобрый огонек.
Он шел на крайний риск, разрешив себе ждать разведчиков еще час. Этот час он надеялся выжать из машин «Дерзновенного», форсируя их на полную мощность. Только час ждать и ни минуты больше...
Он думал о Батыреве как о человеке со слабым характером; такие, попадая в сложные, опасные положения, обычно ссылаются на «объективные обстоятельства», чтобы оправдать невозможность точного выполнения приказа.
Зато начштаба никаких объективных обстоятельств и вовсе не признает. Светов кое-что слышал о трудном характере Панкратова и крепко намотал это себе на ус. Рассказывали, что в первый год Отечественной войны, поздней осенью Панкратов в числе группы работников главного штаба прибыл в один из балтийских портов. Среди вопросов, входящих в сферу его внимания, был и такой: отмечались случаи нарушения уставного порядка на одном из кораблей. Дело шло о морском охотнике, где экипаж составлял два — три десятка человек. Находясь в боях, люди этого корабля настолько сдружились между собой, что привычные формы воинских взаимоотношений между офицерами, старшинами и матросами, казалось, потеряли смысл.. Однако так это казалось только недалеким людям. Панкратов знал: в тех случаях, когда боевая дружба низводится до панибратства, когда командир называет подчиненного по имени, когда офицер начинает считать неудобным для себя сделать строгое замечание недавно отличившемуся в бою матросу за нарушение формы одежды или курение в неположенном месте, на корабле начинается упадок дисциплины, который может привести к тяжелым последствиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174