«Не с того ли вечера, когда Батырев был у меня, это началось? Ах, она ведь была дома. Как я об этом не подумала? Глупо и досадно. Да, девчонку надо убрать!» Приняв это решение, Елена Станиславовна тотчас забыла о Кате. У нее были дела поважнее. Она повернулась к Батыреву и, прищурив глаза, сказала: — У меня к вам будет несколько вопросов.
— Хоть миллион! — воскликнул живо Батырев. Он обошел кресло и хотел обнять Меркулову. — Я очень скучал по тебе, дорогая... — сказал он дрогнувшим голосом. Его вдруг охватило такое волнение, словно он был и вправду влюблен, словно сейчас, в эту минуту, решалась его судьба.
Елена Станиславовна спокойно отстранила его руку.
— Не «ты», а «вы», и наперед условимся, Валентин Корнеевич!
Сердце у Батырева упало.Однако по ее лицу было видно, что она ничуть не обиделась и не рассердилась, а просто спокойно поставила его на место. Батырев сразу это почувствовал. Раздосадованный, он отошел от кресла и, засунув руки в карманы, сел на диван. «Да, — подумал он, — все не так просто... Ну ладно, поживем, увидим».
Солнечный свет перламутровым блеском лежал на заиндевелых оконных стеклах, покрывая сеткой бликов желтый, как воск, паркет, зеленело сукно письменного стола; светились пышные, подкрашенные хной и оттого отливающие бронзой волосы Меркуловой, задумчиво склонившей голову, ее длинные полные руки безвольно лежали па коленях. Озаренная дрожащим переливающимся светом, в сером узком платье, она казалась не по годам молодой. В комнате было празднично чисто, пахло духами, а из радиоприемника доносилась тихая музыка.
Батырев, позавидовав комфорту и легкой жизни Меркуловой, щелкнул пальцами по статуэтке «Диана на охоте», стоящей на подставке около дивана, и сказал, плохо скрывая раздражение:
— Ну-с, какие будут ко мне вопросы?
Елена Станиславовна встала с кресла и, подойдя, покровительственно провела рукой по его голове.
Он поймал ее руку, она не отталкивала его ровно столько, чтобы не обидеть; затем, когда он порывисто потянулся к ней, продекламировала с улыбкой:
— «Учитесь властвовать собой».— Елена Станиславовна прошлась легким шагом по комнате и вдруг спросила: — Вы регулярно переписываетесь с родителями?
«Что она куражится!» — рассерженно подумал Батырев. Он хотел было встать, сказать несколько учтивых, но желчных и злых слов и уйти. Но ничего подобного не сделал. Елена Станиславовна все больше
влекла его. В ней было то неуловимое превосходство полного владения собой и вместе с тем то очарование, которые позволяют такого рода женщинам ставить в тупик влюбленных в них мужчин, делать их то несчастными, то счастливыми по своему усмотрению.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к вам?
— Мы ведь друзья, — Елена Станиславовна снова подошла, потрепала его волосы, улыбнулась, на секунду прижалась щекой к его щеке и снова выпрямилась.— Ну, теперь отвечайте. Вы, вероятно, получили от родных письма, а ответили ли вы на них?..
— Не удосужился, — улыбнувшись, сказал Батырев. — Это вас только и беспокоило?..
— Да... Думаю, что вам следует послать им небольшую посылку и написать теплое письмо. О посылке я побеспокоилась. — Елена Станиславовна подошла к письменному столу, открыла дверцу боковой тумбы и достала вначале ларец в виде кочевой юрты, а затем трубку, почерневшую от времени, с красиво изогнутым мундштуком. — Посмотрите, Валентин Корнеевич, вам это нравится?
Батырев довольно равнодушно повертел в руках ларец, но долго любовался трубкой. Отец его коллекционировал такие вещи и научил его ценить их и разбираться в них. — О, это замечательная штука! — сказал он: — Батя мой, если не полжизни, так ползарплаты отдал бы за такую.
— Вот как! — притворно удивилась Меркулова: — Матери вашей вы пошлете ларец, а отцу трубку, я не знала, что он такой их любитель. Это вдвойне мне приятно.
— Слишком дорогой подарок, — заколебался Батырев, — хотя отец и мать были бы в восторге.
— Говорят, дорог не подарок, дорого внимание, — сказала назидательно Меркулова. — Теперь я вам отвечу, почему я беспокоюсь о том, чтобы вы были примерным сыном, — она прошлась по комнате и остановилась неподалеку от окна: — Я хочу, чтобы семья моего друга была близка мне, — она подчеркнула слово «друга» и бросила выразительный взгляд на Батырева: — Вы сегодня же, Валентин Корнеевич, заедете в магазин и купите все, что вам еще захочется послать
родным. В местных артелях найдете интересные сувениры. Для Москвы это экзотика. Что ж до ларца и трубки... — она изучающе глядела на Батырева, точно проверяя по его лицу, как он относится к ее словам, — не беспокойтесь. Я знакома с вашей матерью, мы не раз оказывали друг другу мелкие услуги у портных и шляпниц.. Так что мое скромное внимание к ней не может быть истолковано как-либо превратно. А на трубку я натолкнулась случайно. Почему же мне не доставить удовольствия коллекционеру? Надеюсь, вы сможете обо всем этом написать тактично. Может быть, вскоре вы поедете в отпуск, а я буду в это время в Москве, — с лукавой улыбкой добавила Елена Станиславовна, — мне приятно будет встречаться с вами и с вашей семьей и даже ездить, скажем, вместе в театр.
Меркулова стояла вполоборота к окну, и поток света контрастно выделял тонкий, безукоризненно правильный профиль, нежную белизну кожи и пушистые завитушки на затылке у самого воротника платья. Она казалась Батыреву такой умной и милой и такой желанной, что он в сдержанном порыве признательности и нежности подошел к ней, взял ее руку и осторожно поцеловал.
Елена Станиславовна улыбнулась, опустилась на диван и усадила Батырева рядом с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174