— Продолжайте, — Серов, сделав усилие над собой, снова взял ее руки в свои. — Рассказывайте, как другу или отцу.
— Да. Я так и хочу.
Она уже не останавливала себя. Рассказала обо всем: и о давнем — о смерти ребенка, и о событиях последних дней.
«Как много вынесла эта женщина, и какой он зачерствелый человек, — думал Серов. — Если бы я был на его месте...»
— И я не знаю, как мне быть... — закончила Мария.
«Отказаться от него, он недостоин большого чувства». — Этот ответ напрашивался сам собой. Но Серов был слишком умудрен жизнью, слишком любил Марию, чтобы произнести эти слова-ледышки.
— Надо добиваться, чтобы любимый человек стал хорошим,— сказал он.
— Да? — в ее глазах вспыхнула радость.
Серов слабо улыбнулся, поцеловал ее руки. — Вы славный человек, Мария, мы еще вернемся к этому разговору. А теперь идите, я в самом деле очень устал. «Уходи, не мучь больше меня», — хотелось крикнуть ему.
Она встревоженно поднялась... После ухода Марии Серов долго лежал, закрыв глаза. «Вот и все», — сказал он себе. Одиночество показалось еще страшней. Он взглянул на часы, лежащие на тумбочке. Скоро обед. И снова представилась кают-компания «Морской державы» — длинные ряды столов, офицеры, разговаривающие всяк о своем перед обедом, которые приветствовали бы его появление. Для них он был начальником, советчиком, другом.
Серов тихонько опустил ноги с кровати, нащупал мягкие туфли-шлепанцы, надел халат и, чуть пошатываясь от слабости, вышел в коридор. Комната, в которой он лежал, соседствовала со служебными кабинетами госпитальной администрации, палаты располагались в другом конце здания. Как раз посредине коридора находился небольшой холл, нечто вроде комнаты отдыха для выздоравливающих. Здесь стоял диван, мяг-
кие кресла, на столе лежали журналы, газеты, шахматы. Сюда и направился командующий. В холле было пусто, только один больной, молодой парень, читал журнал, сидя в кресле и положив кажущуюся непомерно распухшей ногу в гипсовой повязке на табурет. Рядом с креслом стояли костыли. Парень, видимо, в лицо узнал адмирала, хотел по привычке вскочить. Нога в гипсе со стуком ударилась об пол.
— Ну что же это вы? — с сожалением произнес Серов. Он помог больному положить ногу на табурет и спросил:— С корабля?
— Так точно, товарищ адмирал, старшина второй статьи Канчук с «Дерзновенного», — ответил, как отрапортовал, больной.
— А мы ведь здесь без погонов и без чинов... Нет ли у вас, старшина, какого-нибудь курева?
Канчук с готовностью полез в карман пижамы, вытащил пачку «Беломора» и вдруг заколебался.
— Что такое? — подосадовал Серов.
— Наверно, вам запрещено. Получается, вроде нарушения...
Серов рассмеялся.
— Эх, куда пи шло, парушу.— Он взял папиросу, старшина чиркнул спичкой.
Серов, страстный курильщик, задымил впервые за время болезни. От слабости у него приятно чуть-чуть закружилась голова. В халате, осунувшийся и похудевший, он потерял былую военную выправку и осанку. Канчук тоже закурил и, поглядывая на Серова, вдруг сказал обнадеживающе:
— Л вы уже на поправку пошли, товарищ адмирал.
— Пошел, пошел. — Серов любил беседовать запросто с матросами.— Ну, как служится на «Дерзновенном»?
— Моряк спит, а служба идет, — пошутил Канчук.— Да вот недавно были мы в Безымянной бухте, — в его глазах зажегся веселый огонек.—Туда еще ни один корабль не заходил. А все наш командир...
— Ну... — чуть усмехнулся Серов. Канчук обиделся за Светова.
— Вот, как хотите, товарищ адмирал, а такого командира, как наш, капитан второго ранга Светов, мне за свою жизнь видеть не приходилось.
— Жизнь у вас не ахти какая большая, но то, что вы любите командира, — хорошо, — сказал задумчиво Серов. — Однако ж расскажите поподробнее о походе.— Ему хотелось сейчас говорить о море, о морской нелегкой службе. — Да и о своем необыкновенном командире корабля.
Канчук задумался. Легко ли разговаривать с адмиралом о таком серьезном деле? Еще впросак попадешь. Но Канчук не мог не воспользоваться случаем рассказать о походе так, чтобы командующий почувствовал настоящую цену «Дерзновенному» и его гвардейцам.
...Каждый матрос знает о корабельных делах всегда гораздо больше, чем думают его начальники. Крепко дружат между собой моряки из разных боевых частей и подразделений, есть у них приятели на других кораблях, и в штабе, и в политотделе. Путями, не всегда легко обнаруживаемыми, то, что обсуждается в кают-компаниях, становится известно и в кубриках.
Кому, начинавшему службу па флоте с азов, не памятна такая картина. Ночь. Кубрик. Тусклый свет лампочки. Последние минуты перед отбоем. Тихие разговоры. Кто-то читает другу письмо с родины, кто-то делится воспоминаниями о девушке, двое книжников и мудрецов спорят о том, что есть «диалектика», спорят достаточно громко, чтобы все слышали, какой умный разговор они ведут. И вдруг кто-нибудь произносит: «А мне сегодня один старшина из штабной команды говорил: «Был вашему бате «фитиль» — «завалили», мол, вы стрельбу...» И сразу, как по мановению волшебного жезла, посторонние разговоры прерываются и завязывается отчаянный спор о судьбе корабля. И тут будущие старшины, офицеры и адмиралы развивают смелые тактические планы, не боясь оспорить самые авторитетные мнения. Пусть многие их суждения опрометчивы и незрелы, но зато порой выявляется и такое понимание тонкостей службы, скрытых, часто неизвестных начальству причин успехов или неудач тех или иных стрельб, сложного маневрирования, что, право, даже большие военные авторитеты могли бы многому поучиться, присутствуй они в часы этих ночных разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174