— О, какая вы стали! — Он избегал называть ее как-то определенно: «Леночка — неудобно, Еленой Станиславовной — не по-родственному». — Здравствуйте, дорогая родственница. Совсем иначе вас представлял себе. — Он подошел к столу. — Сколько воды утекло с тех пор, как мы виделись! Годы великолепно сказались на вас. Но, ей-ей, это не комплимент, а сущая правда.
— А вы, Кирилл Георгиевич, ни капельки не изменились,— ответила, здороваясь, Меркулова. Ей сразу стало приятно от радушия и веселости Серова. — Будто я вас вчера видела. — Она пристально окинула его взглядом и добавила с улыбкой: — Заехала по наитию. Не прогоните?
— Спросите лучше, выпущу ли? — Лицо Серова было приветливым, но в душе он немного досадовал на гостью. Он увидел свой черновой набросок перевода и исписанные чужой рукой листки. «Экая бесцеремонность. Письмо, что ли, кому писала, зачем-то в бумаги заглядывала?» И хотя ни в статье, ни в бумагах, лежащих на столе, не было ничего секретного, ему все же было неприятно, что кто-то читал его записки, хозяйничал за его столом. Однако внешне ничем не показывая своего недовольства, Серов задал обычные в таких случаях вопросы: как понравились Белые Скалы, не скучает ли по Москве?
— Соскучиться не успела, да и москвичка из меня еще не получилась, — ответила Елена Станиславовна просто,— мало жила в столице. А Белые Скалы — это ведь романтика, увлекательная и суровая. Люди мне здешние нравятся... — Она заметила беспокойный взгляд Серова, обращенный на стол, и, поняв значение этого взгляда, пояснила извиняющимся тоном: —Я закончила начатый вами перевод. Не ругайте меня крепко, Кирилл Георгиевич. Когда-то я сносно владела языком, вот и не удержалась. Захотелось попробовать свои, силы.
Рука Серова невольно потянулась к листкам.
— Ну-ну, — он пробежал взглядом несколько абзацев. Потом посмотрел на Елену Станиславовну удивленно. — Так ведь это превосходно. Немало вы мне времени сэкономили. Вот уважили!
— Не благодарите! — Елена Станиславовна скромно опустила глаза.—Я себе доставила удовольствие... И всегда готова вам помочь.
Серов на секунду задумался.
— Неосторожные вы слова произнесли. Соблазнительно ведь вас поэксплуатировать.
— Я, Кирилл Георгиевич, жена, домохозяйка, это, так сказать, теперешняя профессия. Вот и рада любому недомашнему труду.
Серов подошел к книжному шкафу, вытащил несколько журналов. Но вдруг что-то вспомнил, потер рукой лоб. Журналы поставил на место и поспешно вышел из комнаты. Вернулся он с электрическим чайником в одной руке и вазой с печеньем — в другой.
Елена Станиславовна смотрела на адмирала с любопытством.
— Домработница у меня приходящая. Так что, извините, я и хозяин, я и слуга. — Он поставил чайник на край письменного стола, воткнул штепсель в розетку. Снова вышел и возвратился на этот раз с чашками, тарелочками, коробкой конфет, через плечо у него было перекинуто полотенце.
Елена Станиславовна отобрала у Серова полотенце и принялась перетирать посуду.
— А то, может быть, лучше к нам? — предложила она.
— Не обессудьте, милая, по но русскому обычаю, гость без чая—не гость.
Серов выдвинул из угла на середину комнаты небольшой круглый стол, застланный скатертью, поставил вазу с печеньем, конфеты, пододвинул к столу два кресла и, широко поведя рукой, сказал: — Домашний уют налицо. Садитесь, пожалуйста, дорогая гостья!
«Что это он вздумал в кабинете чаевничать, нет, что ли, у него столовой», — подумала Меркулова, однако вслух сказала:
— Все очень мило и необычно, Кирилл Георгиевич. Я так тронута вашим радушием.
— За подобное гостеприимство, сечь хозяина полагается, — шутливо возразил Серов, — но прошу понять бобыля: дома бываю редко, хозяйки нет, столовая у меня большая, неуютная, и привык я больше к кабинету. В спальне — сплю, здесь — работаю, засижусь
когда допоздна, перекусить захочется, вскипячу чаю, съем бутерброд; вошло даже в привычку, кто заглянет, здесь принимать.
На чайнике с легким дребезжанием запрыгала крышка. Серов хотел было подняться, но Елена Станиславовна опередила его.
— Позвольте мне похозяйничать, — по-родственному. Серов не протестовал. Он с удовольствием следил
за тем, как легко двигались ее полные белые руки. В кабинете погас общий свет, настольная лампа перекочевала с письменного стола на круглый, чайник оказался рядом, будто сама собой открылась коробка с конфетами, ваза передвинулась и стала как раз на свое место, в чашках задымился крепкий чай. Все это произошло быстро, словно по волшебству. Теперь стол, за которым они сидели, напоминал маленький освещенный островок, свет был мягкий и несильный, он рассеивался сразу за креслами. В этом световом пятне, сглаживающем грани и резкие контуры, лицо Елены Станиславовны казалось не только красивым, но и добрым.
— Л ведь вы, милая, чудеспица, — с удовольствием сказал Серов. Елена Станиславовна улыбнулась. Серов отпил глоток чая. На мгновение ему представилась на месте Меркуловой другая, может быть, менее красивая, но бесконечно милая... Мария. Забывшись, он тяжело вздохнул.
— Вам грустно? — участливо спросила Елена Станиславовна.
— Да... — Он секунду помедлил.
— Называйте меня, Кирилл Георгиевич, просто Леной. Мне это будет приятно.
— Да, пусть будет по-вашему. Вот вы, Лена, кажется, несколькими движениями изменили все в этом кабинете. Но уйдете, и, как только переступите порог, уютная сказка кончится. — Он усмехнулся немного грустно. — Видите, старого бобыля тянет пооткровенничать.
— А зачем вам быть одиноким бобылем, разве нельзя найти по сердцу хозяйку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174