Светов поднял к глазам бинокль. Теперь уже скала окончательно раздвоилась, никакого сходства с медвежьей головой не было: просто две бесформенные каменные громады, а между ними уходящий в глубь полуострова пролив. Место было Светову знакомое. Вспомнилось, как несколько лет назад он, производя рекогносцировку берега, заходил в этот пролив на катере и даже поспорил с замполитом, что при нужде ввел бы туда «Дерзновенный». Мысль, еще не оформившаяся, но увлекательно дерзкая, мелькнула в голове Светова, но он тут же остановил себя и с сожалением сказал вслух:
— Да нет, замерзла та бухточка, должно быть...
— Кто замерз? — переспросил Порядов.
Светов посмотрел на усталое лицо Порядова, на его отсыревшую шинель и, жалея, сказал:
— Вы, Викептий Захарович, шли бы в рубку. Ведь я здесь торчу из любви к искусству. Л вам чего мерзнуть?
— Хочу, чтобы океан осточертел! — неожиданно для самого себя ответил Порядов. — Если уеду из Белых Скал, то чтобы и океан — из сердца вон.
Светов рассмеялся.
— Раз так ставится вопрос...
...Спустя несколько часов «Дерзновенный» стал огибать оконечность полуострова. Носовая часть эсминца то зарывалась в воду, то высоко поднималась над гребнями волн.
На мостике трудно было стоять. Порядов, укрывшись за промерзшими насквозь брезентовыми обвесами, где менее всего продувало, раздумывал о своей судьбе. В сущности ему, пожалуй, нет дела и до «Дерзновенного». Скоро он уедет. Каждому — свое... И светлые аудитории академии, Большой театр, Третьяковка, пожалуй, нисколько не хуже обледенелых трапов, продуваемого всеми ветрами мостика и морской болезни...
«Сойти бы вниз и лечь на койку, чего строить из себя морского волка».
— Ну, сейчас пойдет карусель,— громко сказал Светов. Порядов отошел от обвесов и стал рядом с командиром.
В надвигающихся сумерках западное побережье казалось таким же пустынным, как восточное. Однако рельеф берега резко изменился. Горный хребет отступил, всей громадой подпер далекое небо; пологая лесистая равнина с редкими сопками, изрезанная по берегу бухтами, выдававшимися в море песчаными косами и полуостровками, спускалась в океан.
Звякнула металлическая дверца, на мостик вышел посредник. В широком реглане, меряя неторопливыми шагами узкое пространство ходового мостика, он молчаливо наблюдал за действиями командира корабля.
Светов не отрывал глаз от бинокля. За сопками, укрытые лесом, могли располагаться береговые батареи, из бухт неожиданно вынырнуть торпедные катера. На «Дерзновенном» все было приведено в боевую готовность. В орудийных башнях, у торпедных аппаратов, дальномеров, радиолокаторов, на сигнальных постах люди застыли в напряженном внимании. Полчаса назад Светов вызвал с берегового аэродрома истребительную авиацию прикрытия, и теперь высоко над кораблем сизыми молниями, то исчезая, то появляясь в разрывах облаков, проносились самолеты.
Океан нее больше темнел. У борга корабля бежали потоки вспененной воды, словно полосы изорванной белой кисеи. Ветер срывал пену с гребней волн и со свистом гнал ее, как поземку.
В небе появились неприятельские самолеты, и там начался «бой» — сложная игра стремительно мчавшихся на разных курсах серых теней.
Показался вытянутый в океан, поросший лесом, мыс, на котором была расположена радиолокационная станция, за ним весь в седых барашках огороженный скалами залив.
— Придется пошуметь, чтобы прощупать огневые точки, — сказал Светов. — Мы движемся напролом, а «синие», конечно, ждут момента, чтобы разделать нас под орех. Ну, чьи нервы крепче? — Глаза Светова азартно блестели.
«Дерзновенный» повернул. Его орудия открыли огонь по мысу.
Все ближе и ближе скалы, вход в бухту. Вот-вот ответит береговая артиллерия. Но земля, прикрытая сумерками, молчала.
— Как бы они нас не перехитрили, — хрипло проговорил Порядов, невольно все более поддававшийся волнению.
Светов не ответил. Он еще раз посмотрел на небо, на море вокруг.
— Если «синие» решат окончательно пожертвовать станцией, если через пять минут нервы у них не сдадут, я поверну «Дерзновенный» назад. Не стану лезть, как мышь в мышеловку! — сказал он.
Эсминец шел упрямо и, казалось, бесшабашно под огонь береговых батарей.
Вдалеке у причалов зачернели силуэты транспортов и каботажных судов.
— Это что, ва-банк?! — спросил Порядов.
— Риск — благородное дело!
Порядов до боли в глазах всматривался в берег. В этот момент озноб и тошнота, которые мучили его, куда-то исчезли. Не стало ни обжигающего лицо ветра, ни ледяных брызг, ни холодного низкого зимнего неба. Порядов позабыл обо всем. Светов нервно расхаживал по мостику.
«Я не могу уйти, не вызвав на себя огонь. Но что ж делать?» — думал он.
— Стреляйте же, стреляйте, черти! — вырвалось у него.
И тут, наконец, заговорила одна из скрытых на полуострове батарей, другая, третья... Видимо, «противник» решил, что может наверняка уничтожить зарвавшийся вконец эсминец и что скрываться ему больше нечего.
Светов преобразился. Он стоял у машинного телеграфа, властно отдавая приказания. Его лицо светилось радостью, упоением, почти счастьем. Пусть это был не взаправдашний бой, но, сам того не замечая, Светов переживал все происходившее так, словно дело шло о жизни или смерти.
...«Дерзновенный» понесся вдоль берега, непрерывно меняя курс, выполняя искусный «противоартиллерий-
ский зигзаг». Старший помощник поспешно отмечал на карте огневые точки «противника».
— Пробоина в правом борту, в районе... шпангоута... — дал вводную посредник. Он уже несколько минут стоял рядом со Световым, но Порядов заметил его только сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174