Он никогда не стал бы напоминать Анне о своей заслуге, но сейчас считал возможным пренебречь тактом и деликатностью, отстаивая свое решение. Анна склонила голову и прикусила губу.
— Это нужно для него и для нас, Анна. — Он взял ее за руку и слегка пожал. Пальцы ее нервно дрожали. Она секунду еще хмурилась. Потом высвободила руку и сказала без прежнего ожесточения, но упрямо:
— Все равно, пусти...
Высотин, помрачнев, отошел на шаг. Сел в кресло и закурил. Анна прошла к кладовке. Сережа, услышав шаги матери, бросил в кадушку надкусанный огурец и, на всякий случай, состроил плаксивую гримасу. Тут же, однако, устыдился и придал своему лицу выражение, которое считал суровым и мужественным, хотя, конечно, сидеть взаперти ему было невесело и он не прочь был уже освободиться, сыграв на материнской жалости.
Анна открыла дверь. Жалость к сыну, радость видеть его захлестнули ее. Она протянула руки: «Сережик мой!»
Сережа заколебался. Но все же ответил строго:
— Я посажен на «губу», мама.
Анне хотелось и плакать и смеяться. Серёжа взглянул на нее исподлобья и решился на компромисс.
— Но если ты попросишь за меня, мамочка...
— Нет уж, посажен по заслугам, так изволь отсидеть,— едва сдерживая улыбку, сказала Анна. С легким сердцем она заперла дверь и вышла в столовую. Высотин частично слышал, частично догадался о том,
что произошло в чулане. Отбросив папиросу, он обнял Анну.
— Я верю, Андрей, что ты Сереже — отец. И даже не потому, что ты его спас, а потому, что наказал.
Они помолчали. Продолжать разговор на эту тему было трудно. Анна вышла на кухню и отпустила бабушку Анфусю до понедельника, затем уложила Ниночку.
...Пробило девять, когда Высотины вместе пошли в кладовую прощать Сережу и брать с него всяческие твердые обещания. Однако Сережа крепко спал, свернувшись калачиком на мешке с картошкой.
Высотин наклонился, поднял сына на руки и почти торжественно понес его по коридору.
Андрей и Анна долго стояли в спальне около спящих детей. Наконец Высотин обнял жену за талию и ласково повел в столовую:
— Давай поужинаем.
В столовой, как и во всей квартире, было тихо и сонно. Лампа под шелковым абажуром, висящим над столом, бросала светлый круг на хрустальную, с лиловыми искорками в резьбе, пепельницу, на вазочку с бордовыми альпийскими фиалками. На оконных шторах лежал нежный золотистый блеск, а в стеклянной банке-аквариуме на подоконнике среди зеленых водорослей мелькали беспокойные серебряные тени.
— Сережина забава, а хорошо,— сказал Высотин, улыбаясь.
Айна крепко прижалась к мужу. Глубокое спокойствие и тихая радость наполнили ее сердце. Теперь они могли поговорить по-хорошему наедине о будущем своих детей, о своей любви и работе, зная, что каждое слово, взгляд и жест будут только подчеркивать и укреплять их духовную связь.
И тут зазвонил звонок: короткий, длинный, снова короткий, снова длинный, — кто-то озорничал в парадном. Высотин открыл дверь, и в квартиру ввалилась целая компания. Впереди Световы, Игорь с бутылкой шампанского, Татьяна с тортом в руках, за ними Кипарисов с Марией, Донцов с женой и какой-то совсем
юной, незнакомой Высотиву и смущенной донельзя, девушкой.
— Прости, что без приглашения. Но старые друзья решили поздравить с праздником и со спасением сына,— проговорил Светов.
...Компания составилась неожиданно в ресторане Дома офицеров флота. Светов с Татьяной решили от метить наступающее восьмое марта. Кипарисов, тотчас после спасения ребят разыскав Марию, втайне праздновал новую помолвку. Идея отправиться в ресторан у Донцова родилась неожиданно. Вернувшись с «Морской державы» домой, открыв ключом дверь теперь уже своей квартиры, он увидел удивившую его картину: Дуся сидела на диване вместе с какой-то незнакомой молодой девушкой, обнимая ее. Глаза у обеих были на мокром месте. При виде мужа Дуся поднялась и сказала категорическим тоном:
— Вот, Иван, знакомься. Это Катя. Она будет жить у нас.
Донцов растерянно протянул руку робко улыбавшейся сквозь слезы девушке.
— Я не могу остаться у вас. Помешаю, ведь одна комната...
Дуся перебила Катю:
— Глупости! Куда ты пойдешь? К отцу в мужское общежитие или снова наниматься в домработницы? И никому ты не помешаешь. Завтра же Иван купит ширму. Да он и вообще дома почти не бывает, а мне одной и скучно... Правда, Ваня, ты рад, что Катя останется у нас?
Нельзя сказать, чтобы Донцов был в восторге от перспективы жить втроем в одной комнатушке. Но мог ли он, любя Дусю, ответить иначе?
— Конечно, рад. Только расскажите мне все подробно.
— Понимаешь,— продолжала Дуся горячо, — встречаю ее у проходной нашего завода, ищет работу с местом в общежитии... Ну, я ей и говорю: дуреха ты, иди жить ко мне, работать ученицей у нас в цехе будешь. А там и отец комнату получит, а то койка в общежитии освободится. Правильно, Иван?
— Правильно, — Донцов невольно улыбнулся торяч-ности жены и спросил: — Вы давно знакомы?
Дуся хлопнула себя по лбу:
— Ах, ты же вообще ничего не знаешь... Она была домработницей у Меркуловых...
Тут последовал рассказ о Катиных злоключениях и переживаниях, уже известных читателю.
В Дом офицеров отправились праздновать «прибавление» в своем семействе. Со Световыми встретились в вестибюле. Свободных столиков в ресторане не было. Приходилось ждать. Вскоре появились и Кипарисов с Марией. Он рассказал о том, что сегодня произошло с Сережей. Тут у Светова и родилась идея нагрянуть в гости к Высотиным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174