Мокрый снег пополам с дождем бил в лицо; за сеткой дождя и снега едва виднелись огни «Дерзновенного», стоявшего неподалеку. Светов вдруг повернулся спиной к кораблю. Что ему там делать сейчас, что скажет он офицерам?
На сердце было тяжко, а в голове—мерзкая пустота. Темными переулками он выбрался на центральную улицу, помедлил у входа в Дом офицеров. «Пойти, разве, в биллиардную, со злости шары погонять!» Но из фойе доносились звуки музыки, смех, в дверных стеклах отразились тени танцующих пар — и Светов прошел мимо. «Когда это я еще был в таком настроении?» — задал он себе вопрос. И не ответил, тут же забыв, что его интересовало. Он никак не мог заставить себя встряхнуться. Обычно все, что шло вразрез с его мнением, а тем более явная несправедливость, вызывало в нем приступ гнева. Он любил говорить о себе: «Если потребуется, лбом стену прошибу». Но сегодня, вместо гнева пришли только боль и усталость. Медленно поднявшись по лестнице к себе на второй этаж, Светов долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Жена открыла ему дверь и сразу встревожилась:
— Не заболел, Игорь?
Он только помотал головой и прошел в кабинет, снял китель, бездумно заботливо расправил его на спинке стула и прилег на диван.
Жена вошла и села рядом с ним, провела рукой по его волосам. У Светова снова появилось ощущение, что когда-то уже так было, но когда, он сейчас вспомнить не мог.
— Ну, расскажи, Игорь, поделись.
«Да, да, именно так, — подумал Светов, — а сейчас она расскажет какую-нибудь историю из своего детства». — Ну, встряхнись же, — сказала она.
— Нет ли у тебя, Таня, люминала, я бы хотел заснуть...
Татьяна поднялась, вышла в столовую. В углу, у окна, стоял ее столик со стопками ученических тетрадей. К завтрашнему дню она обещала ученикам проверить сочинения. Она открыла ящик, там лежал люминал. Когда Татьяна работала поздно, она не могла-без него заснуть. Подержав таблетки в руке, она положила их на место, решительно задвинула ящик. Потом подошла к шкафу, налила полстакана коньяка, вернулась к мужу.
— Выпей!
— Что за лекарство? — Светов взял стакан, чуть приподнялся, выпил одним глотком. От коньяка стало жарко.
— Ты меня начинаешь спаивать, — проговорил он со слабой улыбкой.
— Вот так уже лучше, — сказала она. Светов обнял жену и сказал горько:
— Скоро, кажется, кроме тебя, ничего у меня не останется. Ну, и пропади все пропадом!
— Опять тебе досталось?— спросила она.
Светов закурил и вкратце рассказал о том, что можно было рассказать жене. Татьяна слушала, стараясь понять и даже больше чем понять — почувствовать, какие личные, световские стремления лежат за тем, что он говорит? Она тревожилась за мужа и в то же время верила в его правоту.
— Напрасно они обрушились на тебя, ведь ты прав, Игорь. — В голосе ее было не только утверждение, но и оттенок удивления.
— Ты удивляешься... — Светов горько усмехнулся.
— Я удивляюсь тому, что ты раскис. — Она поднялась и стала ходить по комнате. Привычка ходить взад и вперед, раздумывая, появилась у нее с тех пор, как она стала учительствовать. Вот так она часто в классе старалась понять огорчивший ее поступок кого-нибудь из учеников. Конечно, подобное сопоставление не приходило ей в голову, а приди — показалось бы нелепым. И все-таки это было так!
— Надоело мне лезть на рожон, Таня, — сказал Светов.— Сегодня вот зашалило сердце... Лягу в госпиталь, «комиссуюсь» — и в запас...
Татьяна остановилась:
— Если бы я думала, что ты искренне говоришь, я бы обругала тебя.
— Вот как?!
— Я люблю тебя за то, что ты такой задира... Светов подумал, смотря на жену: «Как она со мной разговаривает? Нет, пожалуй, это совсем не похоже на то, что было четыре года назад». Он вдруг нервно захохотал.
— Ты распекаешь меня, как ученика.
Татьяна, будто не слыша его смеха, продолжала убежденно:
— Ты добивайся, чтобы то, во что ты веришь, могло быть доказано неопровержимо.
— Этого нельзя добиться в одиночку, — с горечью ответил Светов. С топ минуты, когда кончилось совещание, ему уже казалось, что все отвернулись от него.
Татьяна покачала головой.
— В это я не верю.
— Да, конечно, ты со мной...
— Я не о себе...
Светов задумался. Мысли приходили невеселые. Снова щемило сердце.
— Лучше бы ты, Таня, дала мне люминалу или еще коньяка, —сказал он.
Татьяна вдруг рассердилась:
— Знаешь что, Игорь, иди на корабль!
— Не могу, и надоел он: мне порядком... — Светов опустил глаза, избегая взгляда жены.
— Пойми, тебе сейчас нужны товарищи и работа.
— Пожалуйста, не командуй мной, — отозвался Светов недовольно.
— Я хочу, чтобы ты командовал над всеми трудностями, над всеми горестями и над моими чувствами, Игорь. — Она положила ему руки на плечи. В эту минуту послышался звонок.
— Я пойду открою, — сказала Татьяна.
Но Светов прижал вдруг жену крепко к себе.
— Ничего, подождут. Дай я тебя поцелую...
За дверью на лестничной клетке стоял Высотин. Он не решался позвонить вторично. «Кто знает, может быть, уже спят». Высотин колебался. Ему очень хотелось сегодня же повидать Игоря. Нехорошо, что Игорь ушел один. Очень нехорошо. За себя Высотин не тревожился. Его не убедило выступление Панкратова, а выступление Меркулова попросту огорошило. Он готов был хоть сейчас продолжать спор о целесообразности высадки десанта в Безымянной бухте. А может быть, вопрос стоит гораздо шире? Ну, что же, и этого не надо бояться. Не надо! И раз так, он, Высотин, прежде чем спорить, глубже разберется во всем, что происходит на «Дерзновенном», в мыслях Игоря... Может быть, даже заново оценит для себя свою же работу в штабе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174