ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Но Панкратову чудилось за словом «заместитель» другое — «преемник».
Раздался негромкий стук в дверь. Высотин вошел и остановился у стола.Панкратов вызвал его, чтобы вместе заняться детальной разработкой плана учений, но вдруг почувствовал, что впервые в жизни душа не лежит к работе. Усталость, нервное перенапряжение, конечно, давали о себе знать... Но не от них шла эта нахлынувшая апатия: в душе словно ослабла какая-то пружина, и все стало казаться утомительным и ненужным... «Что это со мной?», — в недоумении подумал Панкратов. Он даже осмотрелся по сторонам. Но внешне все было, как всегда. В каюте, блестевшей холодной металлической чистотой, ярко горела сильная электрическая лампа под матовым колпаком. Свет ее отражался от золотых нашивок кителя казавшегося необыкновенно длинным Высотина. Панкратов, сидя за столом, сосал пустую трубку, выдерживая паузу, прежде чем пригласить своего подчиненного сесть. А внутренне дело обстояло совсем по-иному. Он, начальник штаба, должен был разрабатывать идею своего помощника, стоявшего перед ним навытяжку... Это была идея, против которой Панкратов возражал. Хуже того, при ее воплощении могла обнаружиться неподготовленность его, начальника штаба, к особо сложным испытаниям (по крайней мере, так будут истолковываться все неудачи). Одним словом, Панкратов должен готовить почву для торжества тех, кто выступал против него. «Веселенькое дело...» — начштаба усмехнулся своим мыслям.
Опершись на локти и сцепив пальцы в кулаки, он в раздумье потер о них мясистый, гладко выбритый подбородок. Сейчас Панкратову не хотелось уже ни видеть Высотина, ни разговаривать с ним...
Л Высотин, глядя на потемневшее лицо начштаба, отлично понимал, что творится у того на душе. Мысленно поставив себя на место Панкратова, он подумал, что тот счел бы бестактными любые вопросы, в которых сквозил бы оттенок сочувствия. Поэтому оставалось только строго — по-уставному — подчеркивать свое положение подчиненного.
Панкратов перебирал в памяти события последних месяцев, как бы крутя ленту в обратном порядке: сегодняшнее поражение у Серова... партсобрание... совещание, на котором он разделал Светова под орех, наконец, памятный разговор у командующего, когда тот предложил ему самостоятельно руководить учениями.
«Вот тогда еще он решил устроить мне экзамен... Что же, я не выдержал его? Или оценивают меня несправедливо?». Он хотел ответить себе: «Конечно, несправедливо», — но что-то удерживало его. Может быть, уважение к командующему, привычка считать, что старший по должности всегда прав, а может быть, и тень сомнения в себе. Панкратов исподлобья, не поднимая головы, посмотрел на все еще стоявшего перед ним Высотина. В глаза бросилась Золотая Звезда на кителе подчиненного: «Видный человек!» И на сердце неожиданно шевельнулось странное чувство зависти, но не к Золотой Звезде Высотина, а к его росту. Зависть такого рода всегда возникала в юности у низкорослого и нескладного Панкратова при виде высоких и стройных людей. Сейчас это чувство показалось нелепым, и Панкратов снова подумал: «Что же со мной делается?». Медленно отодвинув ящик стола, достал табак и стал набивать трубку. До чего же ему не хотелось приступать к делу. Но нельзя было бесконечно молчать. И не годилось срывать свою досаду на Высотине.
— Садитесь, Андрей Константинович, — сказал Панкратов, закуривая.
И потом, видя перед собой лицо Высотина, не сдержав раздражения, спросил: — Так, значит, будем изобретать прожекты, Вопреки опыту прошлой войны, ставить задачи, которые еще никто не отрабатывал?
— Почему же вопреки опыту войны? Может быть, в развитие... И каждая задача ведь отрабатывалась когда-нибудь в первый раз. — Высотину хотелось во что бы то ни стало убедить Панкратова. Он искал сравнение, которое сразу все сделало бы ясным, и, кажется, нашел его. — Илья Потапович, когда появились корабли с паровыми двигателями, адмиралам парусного флота пришлось коренным образом менять тактику. Так разве атомная энергия — меньшее открытие? Будем смотреть в будущее! — закончил он горячо.
Слова Высотина вызвали у Панкратова неожиданную реакцию. Продолжая двигать челюстью, он вдруг сказал, будто обращаясь к самому себе:
— Так значит, я и есть адмирал парусного флота, который не хочет или не может перестроиться?
Высотин настолько растерялся, что не нашел другого ответа, кроме:
— Что вы, Илья Потапович!
Но и на самого Панкратова неожиданно и почти инстинктивно вырвавшаяся у него фраза произвела, ошеломляющее впечатление. Он почувствовал, что ему нужно сейчас во что бы то ни стало остаться одному, и не здесь, на корабле, где каждую минуту могли потревожить.
— Вот, что, Андрей Константинович, — сказал он, поднимаясь, глаза у него были совершенно отсутствующими,— займитесь-ка вы пока сами планом, а. я сегодня буду ночевать на берегу... — Он открыл шкаф, надел шинель, шапку и вышел, провожаемый встревоженным взглядом Высотина. Как только за Панкратовым закрылась дверь, Высотин позвонил дежурному, чтобы начштаба подали машину.
Панкратов постоял секунду в коридоре. Потом, не рассуждая, повинуясь какому-то внутреннему чувству, сделал несколько шагов, постучал в дверь меркулов-ской каюты и вошел. Меркулов встал из-за стола, поглядел на Панкратова удивленно.
— Я хотел выяснить одно обстоятельство, Борис Осипович, — задумчиво проговорил Панкратов, — мы были с вами во время ученья заодно, то есть, я хочу сказать, что мы одинаково оценивали его успехи...
— Простите, Илья Потапович, — холодно перебил Меркулов, — я никогда и ни с кем не бываю просто так «заодно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
Раздался негромкий стук в дверь. Высотин вошел и остановился у стола.Панкратов вызвал его, чтобы вместе заняться детальной разработкой плана учений, но вдруг почувствовал, что впервые в жизни душа не лежит к работе. Усталость, нервное перенапряжение, конечно, давали о себе знать... Но не от них шла эта нахлынувшая апатия: в душе словно ослабла какая-то пружина, и все стало казаться утомительным и ненужным... «Что это со мной?», — в недоумении подумал Панкратов. Он даже осмотрелся по сторонам. Но внешне все было, как всегда. В каюте, блестевшей холодной металлической чистотой, ярко горела сильная электрическая лампа под матовым колпаком. Свет ее отражался от золотых нашивок кителя казавшегося необыкновенно длинным Высотина. Панкратов, сидя за столом, сосал пустую трубку, выдерживая паузу, прежде чем пригласить своего подчиненного сесть. А внутренне дело обстояло совсем по-иному. Он, начальник штаба, должен был разрабатывать идею своего помощника, стоявшего перед ним навытяжку... Это была идея, против которой Панкратов возражал. Хуже того, при ее воплощении могла обнаружиться неподготовленность его, начальника штаба, к особо сложным испытаниям (по крайней мере, так будут истолковываться все неудачи). Одним словом, Панкратов должен готовить почву для торжества тех, кто выступал против него. «Веселенькое дело...» — начштаба усмехнулся своим мыслям.
Опершись на локти и сцепив пальцы в кулаки, он в раздумье потер о них мясистый, гладко выбритый подбородок. Сейчас Панкратову не хотелось уже ни видеть Высотина, ни разговаривать с ним...
Л Высотин, глядя на потемневшее лицо начштаба, отлично понимал, что творится у того на душе. Мысленно поставив себя на место Панкратова, он подумал, что тот счел бы бестактными любые вопросы, в которых сквозил бы оттенок сочувствия. Поэтому оставалось только строго — по-уставному — подчеркивать свое положение подчиненного.
Панкратов перебирал в памяти события последних месяцев, как бы крутя ленту в обратном порядке: сегодняшнее поражение у Серова... партсобрание... совещание, на котором он разделал Светова под орех, наконец, памятный разговор у командующего, когда тот предложил ему самостоятельно руководить учениями.
«Вот тогда еще он решил устроить мне экзамен... Что же, я не выдержал его? Или оценивают меня несправедливо?». Он хотел ответить себе: «Конечно, несправедливо», — но что-то удерживало его. Может быть, уважение к командующему, привычка считать, что старший по должности всегда прав, а может быть, и тень сомнения в себе. Панкратов исподлобья, не поднимая головы, посмотрел на все еще стоявшего перед ним Высотина. В глаза бросилась Золотая Звезда на кителе подчиненного: «Видный человек!» И на сердце неожиданно шевельнулось странное чувство зависти, но не к Золотой Звезде Высотина, а к его росту. Зависть такого рода всегда возникала в юности у низкорослого и нескладного Панкратова при виде высоких и стройных людей. Сейчас это чувство показалось нелепым, и Панкратов снова подумал: «Что же со мной делается?». Медленно отодвинув ящик стола, достал табак и стал набивать трубку. До чего же ему не хотелось приступать к делу. Но нельзя было бесконечно молчать. И не годилось срывать свою досаду на Высотине.
— Садитесь, Андрей Константинович, — сказал Панкратов, закуривая.
И потом, видя перед собой лицо Высотина, не сдержав раздражения, спросил: — Так, значит, будем изобретать прожекты, Вопреки опыту прошлой войны, ставить задачи, которые еще никто не отрабатывал?
— Почему же вопреки опыту войны? Может быть, в развитие... И каждая задача ведь отрабатывалась когда-нибудь в первый раз. — Высотину хотелось во что бы то ни стало убедить Панкратова. Он искал сравнение, которое сразу все сделало бы ясным, и, кажется, нашел его. — Илья Потапович, когда появились корабли с паровыми двигателями, адмиралам парусного флота пришлось коренным образом менять тактику. Так разве атомная энергия — меньшее открытие? Будем смотреть в будущее! — закончил он горячо.
Слова Высотина вызвали у Панкратова неожиданную реакцию. Продолжая двигать челюстью, он вдруг сказал, будто обращаясь к самому себе:
— Так значит, я и есть адмирал парусного флота, который не хочет или не может перестроиться?
Высотин настолько растерялся, что не нашел другого ответа, кроме:
— Что вы, Илья Потапович!
Но и на самого Панкратова неожиданно и почти инстинктивно вырвавшаяся у него фраза произвела, ошеломляющее впечатление. Он почувствовал, что ему нужно сейчас во что бы то ни стало остаться одному, и не здесь, на корабле, где каждую минуту могли потревожить.
— Вот, что, Андрей Константинович, — сказал он, поднимаясь, глаза у него были совершенно отсутствующими,— займитесь-ка вы пока сами планом, а. я сегодня буду ночевать на берегу... — Он открыл шкаф, надел шинель, шапку и вышел, провожаемый встревоженным взглядом Высотина. Как только за Панкратовым закрылась дверь, Высотин позвонил дежурному, чтобы начштаба подали машину.
Панкратов постоял секунду в коридоре. Потом, не рассуждая, повинуясь какому-то внутреннему чувству, сделал несколько шагов, постучал в дверь меркулов-ской каюты и вошел. Меркулов встал из-за стола, поглядел на Панкратова удивленно.
— Я хотел выяснить одно обстоятельство, Борис Осипович, — задумчиво проговорил Панкратов, — мы были с вами во время ученья заодно, то есть, я хочу сказать, что мы одинаково оценивали его успехи...
— Простите, Илья Потапович, — холодно перебил Меркулов, — я никогда и ни с кем не бываю просто так «заодно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174