И надо же. было случиться, чтобы по какой-то несчастной случайности один из матросов, кативший бочку с химикалиями, споткнувшись, упал, а бочка, прокатившись с полметра, грохнулась в воду.
...Николаев побледнел. Кипарисов сказал что-то стоящему рядом боцману, и тот опрометью бросился к трапу. Стоило хоть чуточку разойтись пазам в бочке, попади в нее хоть немного воды — и произойдет взрыв. Винт искорежит. «Стать теперь на ремонт... куда как хорошо!», — подумал Николаев. Глубина была небольшой, но в стылой воде, подернутой радужными пятнами мазута, трудно было что-либо разглядеть.
— Разрешите выйти на рейд, — внезапно охрипшим голосом сказал Николаев.
— Не надо, Олег Леонидович, — остановил его Панкратов,— вам еще не время и погрузка не закончена.— Покосившись па Меркулова, он закончил коротко, приказом: — Вызовите водолаза.
— Уже вызван. Сейчас явится с боцманом, — доложил Кипарисов.
В небе зеленой булавочной искрой зажглась одинокая звезда. К борту, шаркая свинцовыми подошвами, приближался водолаз. Голоса помогающих ему матросов доносились приглушенно. Водолаз, к счастью, быстро обнаружил бочку. Упав горловиной вниз, она почти на треть ушла в песчаный, засасывающий грунт. Водолаз попытался приподнять бочку, завести под нее
трос, однако это ему не удалось. Тогда он протянул трос по грунту, завязал его удавкой и дал наверх сигнал. Трос натянулся, и бочка выползла из грунта.
Наверху, у самого борта, широко расставив толстые, как тумбы, ноги, прочно стоял Панкратов, рядом с ним, полусогнувшись, всматривался в воду Меркулов, бледный, хотя с виду спокойный Николаев слегка покручивал ус, Кипарисов щелчками ногтя сбрасывал незаметные глазу пылинки с рукава шинели.
Наступал опасный момент. Взорвись бочка в воздухе — это грозило бы жизни людей.
— Все назад! — приказал Панкратов. — Я сказал: все! — Он огляделся сурово вокруг. Ветреный, дымный, как чадящая головешка, качался горизонт, и люди казались маленькими, сдавленные темным небом и темными волнами.
Николаев с видимой неохотой и Кипарисов с деланным безразличием отошли к группе матросов, осторожно тянувших трос. Панкратов покосился на Меркулова. Но тот не считал для себя приказ обязательным и вовсе не желал уступать в личной храбрости начальнику штаба.
Под острыми, обтянутыми кожей скулами начпо катались желваки, так крепко стиснул он зубы. Бочка уже повисла в воздухе. Легонько ударяясь об обшивку корабля, она приближалась к борту. Однако петля на бочке оказалась затянутой недостаточно прочно; постепенно, медленно, бочка как бы выскальзывала из нее. Что же произойдет дальше? Вряд ли кто-нибудь мог бы на это ответить. Продолжать ли тянуть осторожно и медленно или рискнуть рвануть бочку вверх, чтобы разом все покончить? Что лучше? Меркулов предпочел бы второе, он даже выругался сквозь зубы, проклиная медлительность, как бы дирижировавшего рукой Панкратова. Но вот бочка оказалась у самого борта, но и удавка соскользнула на ее последнюю четверть. И тут Панкратов с завидной легкостью стал на колени и подхватил бочку руками. Только долей секунды позже ухватился за ее край и Меркулов.
Через несколько минут все приняло обычный вид. Догорели последние краски заката, и облака, посерев, слились с цветом волн. Работы продолжались уже в
сгущающейся темноте, рассеченной слепящими полосами корабельных прожекторов.
— Теперь все в порядке. Но имейте в виду, прощаю вам такое только потому, что верю: на вашем корабле это действительно единственный, странный, нелепый случай. Разберитесь, Олег Леонидович, — хмуро, но все-таки не зло сказал Панкратов Николаеву, рассматривая свою лопнувшую по шву кожаную перчатку.
— Есть! — еще недавно бледный Николаев весь налился краской.
Меркулов кинул на него пренебрежительный взгляд.«Начальник штаба его любит, может, и корабль у него неплохой, но сам рохля», — вынес свой приговор Меркулов и перевел взгляд на Панкратова. Вспомнив, как сразу начальник штаба взял всю ответственность на себя, как мужественно и спокойно себя вел, решил: «Да, этот Потапыч — сила!» Это была, пожалуй, самая лестная оценка в устах начальника политотдела. Он уважал только сильных, непреклонных людей.
Нынешний выход в море больше не казался Светову обычным. Авиация и подводные лодки вели разведку «неприятельского» побережья. На широком фронте проводились демонстративные действия кораблей. «Противник», не должен был разгадать, в каком месте будет высажен десант. Не знал этого и Светов. «Дерзновенному» было поручено обстрелять радиолокационную станцию на одном из выступающих в океан мысов полуострова Скалистого и установить расположение огневых точек «противника». Задание было ответственным. Оно требовало дерзости и риска.
Светов понимал, что не вернись он со сведениями, которых ждет штаб, или, того хуже, сообщи посредник, что «Дерзновенный» «выведен из строя», — это будет иметь далеко идущие последствия. Его, Светова, авторитет резко упадет, Панкратов вправе будет сказать, что на командира «Дерзновенного» полагаться нельзя. Любое проявление инициативы с его стороны станут рассматривать как зазнайство и нарушение дисциплины, всякое ущемление его командирской самостоятельности покажется оправданным.
Боялся ли всего этого Светов? Пожалуй, нет — он был уверен в себе, своем корабле, своих людях. Сейчас, когда ему предоставлена свобода действий, он должен показать все, на что способен. На корабле находились заместитель начальника политотдела и помощник по комсомолу. Что ж, тем лучше. Политотдельцев после разговора с Меркуловым командир «Дерзновенного» считал в какой-то мере своими союзниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174