Никакими высшими соображениями не оправдать несправедливости. Высотин давно и хорошо знал Серова и верил, что командующий поймет и поддержит его. И все-таки заговорить сейчас о световском деле было не так-то
легко и просто. Бывает, увидишь одну песчинку и задумаешься о пустыне, схватишься за обрывок нити — размотаешь клубок. Проклятая фраза: «Первая колонна марширует, вторая колонна марширует...» — не выходила из памяти. Только вчера Высотин перелистал планы боевой подготовки, отчеты о стрельбах, аварийных и других ученьях за три года и убедился, что каждый новый год почти ничем не отличается от предыдущего. «Почти» заключалось в том, что оценки результатов становились понемногу выше, но условия, в которых эти результаты достигались, оставались теми же. Это открытие поразило Высотина. «Как же я до сих пор ничего не замечал?» Он долго и мучительно раздумывал, прежде чем пришел к выводу, который встревожил его до глубины души: да, была какая-то слепая сила инерции, и он сам подчинялся этой силе... Теперь нельзя уже было говорить командующему просто о Све-тове, надо было сказать о консерватизме, который пронизывал многие звенья боевой учебы. А это значило обвинить самого Серова. Высотин задумался.
— Что же вы молчите? — спросил Серов.
— Я начну с одного похода «Дерзновенного» к Скалистому,— решился Высотин. — Не знаю, слышали ли вы о нем?
— Начинайте! — Серов откинулся в кресле. Он не стал признаваться в том, что услышит об этом уже в третий раз, хорошо зная, что одно и то же событие освещается по-разному в зависимости от точки зрения рассказчика.
Высотин заговорил горячо, волнуясь. И чем дольше слушал командующий, тем отчетливей стучала в его мозгу мысль, впервые возникшая во время беседы с Канчуком: «В книге ратую за новое, а повседневно позволяю его глушить».
Высотин рассказал о совещании, о мысли Светова создать экспериментальный корабль и остановился. Трудно было переходить к обобщениям, но Серов сам ему помог.
— А не находите ли вы, Андрей Константинович, что последнее учение выглядит уже несколько устаревшим?.. — спросил он.
Тут Высотин и выложил начистоту все, что накопилось у него на душе.
Строгие прямые морщинки рассекли лоб Серова. Он машинально постукивал мундштуком папиросы по крышке коробки, пока не стал сыпаться табак. Потом поднялся и сказал:
— Спасибо за откровенность, Андрей Константинович. Теперь вот что. Передайте начальнику штаба: завтра к 9.00 подготовить катер. Побываю на кораблях. Пройду к Скалистому, посмотрю на месте. Да... — Серов на мгновение задумался. — Доложите Панкратову, что вы идете со мной.
Минула неделя с тех пор, как Серов и Высотин покинули Белые Скалы. Никаких распоряжений от командующего не поступало. В штабе шла обычная размеренная жизнь. В каютах «Морской державы» шуршали военно-морские карты и листы пергаментно-желтой кальки, стучали в канцелярии пишущие машинки, за которыми сидели наголо остриженные матросы-писари, из'секретной части доносился запах расплавленного сургуча и клея, хлопали двери, дробно стучали каблуки на трапах. И все-таки по особо озабоченным лицам флагманских специалистов, подчеркнутой деловитости политработников можно было судить, что все они ждут какой-то проверки и стремятся ликвидировать все свои вольные и невольные грехи.
Недаром же командующий переходит с корабля на корабль. Никто не сомневался в том, что Серов хочет сам разобраться во всем, что происходило за время его болезни, и оцепить все заново строго, а может быть, и придирчиво.
Меркулов нервничал и ничего не мог с собой поделать. У него ведь были в свое время сомнения по поводу панкратовского плана. Сомнения эти теперь поднимались вновь, и ему трудно было их заглушить.
— Так вы убеждены, Илья Потапович, что мы во время учений ни в чем не ошибались? — спрашивал он уже в который раз.
— Безусловно, — не задумываясь, отвечал Панкратов.
— Интересно, почему он взял с собой именно Вы-сотина?
— А почему бы ему не взять с собой толкового штабного офицера, который в курсе всех дел! — Панкратов пожал плечами и добавил хмуро:—А может быть, вы в себе самом сомневаетесь, Борис Осипович?!
Меркулов сказал без обиняков:
— Нет. Чувствую, большие еще споры предстоят. Проверяю вашу уверенность.
— Тогда все в порядке! — буркнул Панкратов. Однако у него все-таки осталось неприятное чувство.
...Прошло еще несколько дней, и командующий вместе с Высотиным появились на «Морской державе». Они пришли на посыльном судне прямо со Скалистого. Едва поднявшись по трапу на палубу, Серов пригласил к себе Панкратова и Меркулова. Оба они понимали, что предстоит большой разговор. Оба ждали его, каждый по-своему к нему готовился. Поздоровавшись и усадив подчиненных, командующий прошелся по каюте, остановился у стола и сказал твердо и резковато:
— Будем говорить откровенно. Я побывал на кораблях, сходил в район учений и пришел к выводу: высадка десанта и все, что с ней связано, и все, что ей предшествовало, меня во многом не удовлетворило. Не уверен, что мы учли особые условия, которые могут возникнуть в современной войне. Так! Дальше. Самая большая вина на мне. Писал книгу о новой тактике, новых методах воспитания личного состава, а практически довольствовался тем, что все мерно движется по старой колее... Вчера я связался с командующим флотом, открыл ему все, что лежало на душе. Хотелось бы знать, что думаете по этому поводу вы, Илья Потапович, и вы, Борис Осипович!
Меркулов посмотрел в глаза командующему и почувствовал, что не может спорить. Обвинив себя, Серов, сам того не зная, задел Меркулова больней, чем если бы предъявил обвинение ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174