Серов сказал шоферу: — Ну-ка, подвинься, — и сам сел за руль.
«Победа» плавно взяла с места и, набирая скорость, помчалась по широкому и снежному Морскому проспекту, пронизанному чистым блеском заката. Белые облака, подобно пуховым перинам, наслаивались на одной стороне неба, а на другой закатывалось солнце и небосклон был блекло-лиловым, как отцветшая сирень.
Большие и малые дома без вывесок и с вывесками магазинов, парикмахерских и различных бытовых ателье и мастерских мелькали за низкорослыми липами, посаженными вдоль расчищенного и посыпанного желтым песком тротуара. Деревца были привезены из леса прошлой осенью, и сейчас их стволы, обложенные сухим мхом и соломой, обвязанные холстом, выглядели уродливо толстыми. У одного из домов работала снегоочистительная машина, механическими лопатами ловко забрасывая на бегущую ленту транспортера кучи загрязненного снега. Около нее, глазея, толпились дворники и ребята с коньками и школьными сумками...
Наступал тот вечерний час, когда городские улицы особенно оживлены. По проспекту, по его обеим сторонам, группами и в одиночку, шли рабочие заводов, фабрик, окончившие работу или спешившие заступить на очередную смену, служащие, домохозяйки, заглядывающие в магазины; мамаши и няни возили на санках малышей по белым, как накрахмаленные скатерти, тротуарам, по аллеям скверов прогуливались парочки в ожидании начала спектакля или киносеанса; на пешеходных дорожках, ведущих через проспект, густо толпились люди, пропуская поток автомашин. Белые Скалы жили своей обычной жизнью, уже забывая о землетрясении.
Серов, погрузившийся в раздумье, видел лишь открывающийся за каждым очередным перекрестком то серый, то угольно-черный, местами заиндевевший и заснеженный асфальт, то висящие на скрещенных проволоках светофоры, дорожные знаки, жесты регулировщиков, сигнальные огни идущих впереди машин и механически привычно, то прибавляя, то сбавляя газ, тормозил, останавливался, выжидая, когда освободится путь. Он старался и не мог освободиться от мысли, причинявшей ему острую душевную боль.
Шофер-матрос, сидевший по правую сторону от командующего, с уважительной и отчасти снисходительной улыбкой профессионала критически оценивал каждое его движение, но молчал, словно набрав в рот воды. «Победа» круто свернула с дороги в военную гавань на тихую, тоже обсаженную деревьями и покрытую пухлым снегом улицу, где жил командующий.
...Не снимая шинели, Серов прошел в столовую, спальню, постоял в просторной кухне с электрической и обычной, кафельной, плитами, холодильником, со стенами, до половины отделанными белыми метлахскими плитками, а выше — до потолка выкрашенными масляными белилами, со множеством шкафчиков и полочек,— словом, со всем необходимым для большой семьи и совершенно бесполезным для одинокого бобыля. Серов снова, миновав столовую, вошел в свой кабинет, осыпанный дрожащими пятнами заката, пробившегося сквозь неплотно задернутые шторы, и остановился у письменного стола. «Зачем он заехал домой?». Он так и не мог вспомнить. Для чего совершил этот нелепый обход квартиры, точно кого-то искал и не находил? — И этого он не мог бы объяснить. Было такое ощущение, словно с той минуты, как он свернул с дороги в гавань, все происходило уже помимо его воли. «О чем же я все время думал? Ах да, о Марии...» Пожалуй, только теперь ему стало понятно, что, занимая один большую квартиру, он все время подсознательно ждал, что в пей появится хозяйка. Серов бросил взгляд на диван и вспомнил: здесь когда-то лежала Мария, после того как едва не погибла в проруби. Он представил себе ее так ясно, с полузакрытыми глазами и рассыпавшимися волосами, как будто она и сейчас была перед ним. Серов даже протер глаза... Да, с этого вечера для него все определилось: либо хозяйкой будет она, либо хозяйки не будет вовсе... «Не будет вовсе», — повторил он про себя. Ему уже неприятно было здесь оставаться.
Серов вынул из письменного стола нужные бумаги, отобрал стопу журналов и любимых книг и велел шоферу упаковать и снести в машину. А сам подошел к окну и широко раздвинул штору.
Глубокие, искрящиеся бирюзой снежные наметы поднялись по самые ветви молодых берез и мохнатых сизовато-зеленых елей. Сад с тощими ветвями деревьев, с чернеющими дощатыми стенами беседки, прикрытой, как шалаш, островерхой, занесенной снегом крышей, на которой, нахохлившись, сидел ворон, сад, обнсенный невысоким забором, с протоптанной в снегу ребячьими ногами петляющей стежкой от забора до беседки, освещенный янтарным светом зари, был безлюден и своеоб-
разно красив. В его дальнем углу уже темнело, и оттуда тянулись зыбкие тени, ложась вкривь и вкось на снежный покров.Ворон оглянулся, взмахнул крыльями и полетел низко над голыми, как метлы, вершинами деревьев и скрылся за крышами соседних домов.
Серов проводил его взглядом. «Словом, все решено», — сказал он себе. Он и сам не заметил, как острая душевная боль сменилась спокойной грустью. С легкой иронией он мысленно представил себе свою одинокую старость и тотчас же забыл, о чем думал. Мысль не оставила никакого следа в душе.
Задернув наглухо штору, он поторопил замешкавшегося адъ^отаита. Затем вышел, сел в машину и через несколько минут уже поднимался по широким сходням «Морской державы», стоявшей у стенки.
Дежурный офицер звонко и четко отрапортовал ему. Серов прошел в свою каюту и послал адъютанта за Панкратовым, Высотиным и Меркуловым.
Со свежего воздуха в каюте показалось душно. Командующий поднял стекло иллюминатора, и в нем, как в большой подзорной трубе, открылась гавань с рядом низких и длинных силуэтов кораблей, стоящих на рейде;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174