Достал лист бумаги и написал:
«Дорогие мои! В самое ближайшее время я буду просить об отставке. Думаю, отпустят. Горько чувствовать себя стариком. Соскучился по вас—сил нет».
В спальне было жарко, и Елена Станиславовна плохо спала. Обрывки тяжелого сна еще цеплялись за сознание, когда она на исходе ночи открыла глаза и сбросила с груди одеяло. Будто мчалась она с кем-то (не с мужем и не с Батыревым) куда-то, не то в поезде, не то в автомобиле, и дух захватывало, а потом провалилась в кромешную мглу... Со страха закричала, но услышала не человеческий голос, а заводской гудок.
«Чушь какая!» — подумала Елена Станиславовна, окончательно проснувшись.На низенькой тумбочке у изголовья стрелки будильника, зеленовато светящиеся во мраке, показывали три часа ночи. Елена Станиславовна провела рукой по подушке, мужа рядом не было. (Иногда он приезжал за полночь и, не тревожа ее, тихо укладывался спать.)
Посередине комнаты висел, как кисея, лунный свет; он падал из посиневшего окна и ложился на ковер пятнами, и эти пятна непрерывно двигались, светились и гасли оттого, что ветер за окном раскачивал ветви старой сосны. Отчетливо доносился скрип дерева, напоминающий сиплый крик ворона. В спальне, за светлой полосой, сразу же начиналась густая тень, из нее выступал дубовый платяной шкаф с открытой, дверцей, через
которую Елена Станиславовна, раздеваясь, перекинула шерстяное платье, а в углу чернело туалетное зеркало, как глянцевая болотная вода с маленькой раковиной лунного блика.
Тикал глухо будильник, из кухни доносилось слабое жужжание холодильника, и все было, как всегда, мирным, уютным, своим домашним, но Елена Станиславовна не могла успокоиться, предчувствие чего-то недоброго все больше тяготило ее.
Она поворачивалась в постели, устраиваясь удобнее, долго лежала, закрыв глаза, раздумывая: «С чего бы это?.. Нагрубил сопляк Батырев, дурно разговаривал со мной Серов? Да разве это причина! Ах, все это от духоты, надо проветрить комнату!» Она встала, накинула теплый халат, сунула ноги в туфли, подошла к окну. Заиндевевшая дверца форточки крепко примерзла к наружной раме. Елена Станиславовна потянула за крючок изо всех сил, что-то хрустнуло, дверца отскочила со стуком, а в форточку потянулся морозный воздух.
Прислонившись плечом к стене, она глядела в окно. Там, застроенный маленькими сарайчиками, белел прямоугольник двора. От луны все вокруг казалось чистым и светлым, а в тени у сосны и сарайчиков снег густо лиловел, будто пропитанный чернилами.
Хвойная подстриженная изгородь, ограждавшая двор, ровно серела, сливаясь вдали с каменным забором соседнего дома, и за ней лежала, словно залитая стеарином, улица, освещенная блекло-желтым светом качающихся электрических фонарей. По улице легко прошумела машина, неся перед собой скачущие полосы яркого света, и скрылась в переулке. Над блестящей, как стекло, крышей дома, стоящего напротив, ветер рвал бледно-белые клубы дыма... Елена Станиславовна думала о себе и своей неясной тревоге. Она уже не искала прямых внешних причин, объясняющих ее, а, вспоминая прошлое, рылась в памяти, как в темной заветной кладовой... Ну да, выбирала мужа осторожно, мечтала о блестящем будущем... Не состоялось!.. Застряла на краю земли, в Белых Скалах! «Временно?!» Раньше верилось — все временно; каждая должность — только ступень. «Ну а не потому ли пошли неудачи, что Борис уже достиг своего потолка?.. Жена одного из начальников политотделов... Стоила ли игра свеч?»
Холод проник под ночную рубашку. Елена Станиславовна захлопнула форточку. Зажгла лампочку на тумбочке у кровати. Достала с полки пачку иллюстрированных иностранных журналов, которые прислал по ее просьбе Серов, уже не для перевода, а так — поглядеть. Укладываясь в постель, подумала: «Почитаю — успокоюсь. Все еще впереди».
Елена Станиславовна перелистывала страницы. Взгляд ее равнодушно скользил по оголенным плечам кинозвезд, погонам генералов, лоснящимся лысинам удачливых дельцов. И вдруг... У нее даже перехватило дыхание: фотография на четверть журнального листа — ее первый муж во фраке, с орденами, а рядом с ним... кто же? Вера... Приятельница по институту...
«Известный советский дипломат, — читала Елена Станиславовна, — и его обаятельная супруга («Обаятельная? По сравнению со мной она считалась дурнушкой») отправляются на прием...»
Буквы заплясали перед глазами. Елена Станиславовна захлопнула журнал. «Как же так? Ну да, Вера уже тогда была влюблена в него... перестала со мной разговаривать, даже здороваться...—Ах, не все ли равно...» Она попыталась взять себя в руки. Всплыла в памяти есенинская строчка: «Ставил я на пико-вую даму, а сыграл бубнового туза». «Ерунда. Мой Борис взлетит еще выше». И тут она вспомнила, как ночью после партийного собрания муж сказал ей: «Прослужу здесь еще лет пяток, докажу...» Тогда она не обратила на эту фразу особого внимания, даже порадовалась боевому настроению мужа, теперь она резанула ее как ножом. «Пяток, еще пяток, а там — и старость... Нет, нечего ни ему, ни мне делать в Белых Скалах... Сегодня же поговорю обо всем с Борисом... Но как?» ее взяла досада: снова придется изобретать какие-нибудь «принципиальные» предлоги, выкручиваться, хитрить.. Насколько было бы удобней и проще, если бы могла быть вполне откровенной с ним, насколько эффективней могли бы они действовать во имя его будущего... «Нельзя! — сказала она себе. — А может быть?..» Она вспомнила их ночной разговор после партийного собрания... «Тоже ведь очень скользкий разговор... И обошлось. Может быть, уже можно, раз необходимо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174