— Теперь поговорим о вас. Расскажите, как вы оказались сейчас у меня в гостях?—быстро и нарочито громко, чтобы было слышно на кухне, где находилась домработница, сказала Елена Станиславовна. Она глядела в заблестевшие глаза Батырева, слышала его учащенное дыхание. Ее забавляла эта игра в любовь. Конечно, Батырев не шел ни в какое сравнение с мужем, настоящим сильным человеком, но с этим юнцом было легче и, пожалуй, даже приятней, а сознание того, что он может быть и должен быть полезен, все оправдывало. Она укрепилась в мысли, что служба Бориса Осиповича в Белых Скалах — никчемное дело и что надо любыми путями выкарабкаться отсюда. Конечно, ларец и трубка были пустяком и «мелочью», но, кто знает, какая «мелочь» открывает путь к сердцу. Войти в дом Батырезых в Москве, когда соответствующая атмосфера уже подготовлена, это могло быть решающим.
Если, скажем, вечером за семейным ужином в беседе о службе и жизни сынка Батырева среди воспоминаний о том, как разыскивалась драгоценная трубка, пожаловаться по секрету на мужа, который из ложного самолюбия не признается, что климат Белых Скал может оказаться для него губительным. Кто знает, не получит ли завтра-послезавтра Борис Осипович новую должность, причем даже не подозревая, что здесь какую-нибудь роль сыграла она...
Меркулова поспешно встала. В дверях показалась Катя и сказала, что пришла Донцова. Дуся стояла в прихожей в шубке и развязывала белый пуховый платок.
— Можно к вам? — спросила Дуся.
— Конечно, я рада вам, Дусенька, — ответила Елена Станиславовна. Она и вправду была рада приходу новой гостьи. С Батыревым наедине сейчас оставаться не хотелось, тем более, что у домработницы какие-то подозрения и еще не известно, как поведет она себя в дальнейшем. Меркулова помогла Дусе раздеться и, обняв ее за плечи, повела в комнаты.
— Вот мы и снова втроем, как в купе. Видно, связала нас дорога какими-то неразрывными нитями, — сказала она, входя в кабинет.
Дуся смутилась, увидев Батырева, сдержанно кивнула ему. С того вечера, когда он пытался ее обнять, она уже не могла вести себя с ним запросто. Не то что-бы оставалась какая-нибудь обида, но теперь казалось неудобным занимать его квартиру, быть чем-то обязанной ему и в то же время принимать его ухаживания. Нет. Со всем этим надо было раз и навсегда покончить. Батырев, однако, поздоровался с ней как ни в чем не бывало. Легкое увлечение Дусей прошло без следа, а вместе с увлечением исчезли и всякие угрызения совести. Впрочем, она и сейчас казалась ему привлекательной. Он даже мысленно сравнил достоинства Елены Станиславовны и Дуси, но тут же отдал предпочтение первой.
Наступившую паузу прервала Меркулова. Садясь рядом с гостьей, она спросила:
— Что у вас нового в жизни, Дусенька? Сбываются ли ваши мечты?
— О, у меня сегодня важный день, — ответила Дуся, — я сдаю на разряд. Разряд — это, понимаете, моя квалификация. — Большие глаза Дуси от волнения посинели. — Правда, у меня есть справка из ремесленного училища, но наш мастер бумажкам не верит.
Дуся с увлечением стала рассказывать о требовательности мастера и о том, что ей предстояло делать сегодня на заводе. Ей с самого утра нетерпелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Мужа уже несколько дней не было дома, а разговаривать сама с собой она не умела... Как все непосредственные натуры, Дуся искренне думала, что все то, что волнует ее, интересно и другим. Ей сегодня надо на работу во вторую смену, а проснулась, как на первую. Еще темно было. Подумала, отчего это, и сразу вспомнила: в два часа дня в присутствии мастера и членов комиссии встанет она у станка и покажет, чего стоит. А может, и ничего не стоит. Может, оконфузится. Все утро, готовя себе обед, она поминутно поглядывала на часы. Потом рассердилась на себя, спрятала часы в сумочку и принялась за домашние дела. Погладила выстиранное вечером белье, заштопала прохудившиеся носки мужа. Когда все это ей надоело, она оделась и отправилась гулять. Нетерпение все-таки мучило ее. Подсознательно она выбирала те улицы, где на перекрестках были часы.
...Двенадцать, четверть первого, половина... Дуся свернула в глухие переулки, прошла один, другой. Казалось, ходила долго, долго, замерзла, и вот снова большая улица. Она вдруг испугалась, не поздно ли, вытащила из сумочки часы — ровно час. Дуся знала, что они у нее идут на десять минут вперед (так ставила их всегда, чтобы не опаздывать). Все-таки оставалось еще полчаса. Раньше времени на завод приходить не хотелось: не какая-нибудь зеленая ученица. Тут и появилась мысль зайти к Елене Станиславовне отогреться, благо жила она неподалеку.
— Трудное дело — этот разряд? — спросила Елена Станиславовна. — Я в этом, Дусенька, ничего не смыслю.
— Еще какое трудное, — вставил с улыбкой Батырев,— недаром Дуся по ночам резцы чертит.
— А вы откуда знаете? — спросила Елена Станиславовна.
Дуся закусила губу, ожидая ответа Батырева. Зачем он вспоминает об этом вечере? Она уже пожалела, что зашла к Меркуловой: «Всегда, как на грех, здесь с ним встречаюсь». .
— Чета Донцовых — мой временный квартиросъемщик, — безмятежно заметил Батырев. — Как-то вечером заглянул проведать их, застал Дусю за сим полезным занятием.
Меркулова кивнула головой и нахмурилась. Она вспомнила, что хотела помочь Дусе с квартирой, но так ничего до сих пор не сделала. Конечно, Борису Осиповичу не до таких мелочей.
— Да вот все живу временно, — вдруг с горечью сказала Дуся, — и перспектив пока никаких. Не знаю, что и делать... И мне неловко, и Валентину Корнеевичу, наверное, надоело.
— Ну что вы, Дуся, я ведь вас не тороплю, — великодушно сказал Батырев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174